История рода Фон Мекк

 

Д. Фрешфильд в своем двухтомном сочинении «Исследование Кавказа», в примечании к статье М. ф.-Деши о Клухорском перевале говорит, что группа гор около этого перевала заслуживает того, чтобы быть подробнее исследованной альпинистами, и как бы для того, чтобы заинтересовать любителей восхождений, приложил хорошо гравированную карту гор к западу от Клухора, составленную по одноверстной съемке Кавказского Топографического Отдела (D. Freshfield. The Exploration of the Caucasus, II, стр. 177). Я изучил его карту и соответствующие листы одноверстной съемки и еще в 1901 г., когда проезжал через Клухор, мне захотелось побывать в верховьях всех речек, образующих Теберду, и я твердо решил при первой же возможности организовать туда экспедицию для ближайшего ознакомления с вершинами и ледниками этой западной части Главного Кавказского хребта, о котором в литературе имеется лишь очень мало сведений.

Клухорская тропа настолько удобна по сравнению с другими высокими перевалами через главный хребет, что ежегодно посещается многими туристами, и тем не менее так мало исследователей проникло в ущелья соседних речек, которые, однако, и для естественников, и для охотников, и для горовосходителей представляют так много интересного, а для последних — непочатый угол целого ряда первоклассных первовосхождений.

Клухорская тропа, как известно, идет по долине Теберды, сворачивает на восток по ущелью р. Гоначхир (верхняя часть этой речки выше впадения р. Буульген носит название Кюльхара), подходит к Тебердинскому озеру и, перевалив через Клухор, тянется по левому склону ручья Клухор, который после впадения в него ручья Нахарки получает название р. Клыча. После слияния Клыча с р. Секеном река получает название р. Кодор. Такое расчленение одного и того же ручья на несколько названий очень характерно для данной местности. Так, название Теберда начинается лишь с того места, где в нее впадает р. Гоначхир. Выше по течению она носит уже название Аманауз, и этот поток, текущий прямо с юга на север, следует признать главным источником Теберды. Главнейшими притоками с левой стороны Аманауза являются Алибек и (ниже по течению) Хутый, а с правой стороны он принимает р. Домбай Ульген, который образуется из двух потоков: Птыш и Чучхур.

Из напечатанных сведений путешественников, побывавших в местности около Клухора, сдедует назвать Динника, Гров, Маевского и Деши. (В 1905 г. Деши издал описание своих путешествий по Кавказу под заглавием Kaukasus, т. 3, 4, Berlin, Reimer). В 1895 г. покойный проф. И. В. Мушкетов, полковник Хельмицкий, инженер Тихонов, некоторые топографы и инженеры произвели съемку, изыскания и геологическое описание Клухорской группы между Махарским (Нахарским) перевалом на востоке и р. Аманауз на западе. Результаты этих исследований изложены в двух прекрасных статьях «Геологический очерк ледниковой области Теберды и Чхалты на Кавказе», проф. И. В. Мушкетова (Труды Геологического Комитета, т. ХIV, № 4) и полковника П. Хельмицкого «Описание участка главного Кавказского хребета между Нахарским и Марухским перевалами» (Изв. Кавк. Отд. И. Р. Г. О., т. XI, вып. 1); оба труда снабжены хорошей картой. В 1896 и 1897 гг. Н. А. Буш и Н. Н. Щукин посетили верховья рр. Алибека, Домбай Ульгена, Аманауза, Марухский и Нахарский перевалы, верховья рр. Индрюкой, Гондарай, Ак Тюбе и т. д. Путешествия эти описаны в двух статьях: «Предварительный отчет о путешествии по северо-западному Кавказу в 1896 г. с целью исследования ледников и флоры» члена сотрудника Н. А. Буша (Изв. И. Р. Г. О. т. XXXIII, 1897 г. вып. 1) и «Предварительный отчет о втором путешествии по северо-западному Кавказу в 1897 году» Н.А.Буша (Изв. И. Р.Г. О., т. XXXIV, 1898 г., вып. 5). (В 1905 г. Н. А. Буш напечатал свои исследования в Записках И. Р. Г. О. «Ледники Западного Кавказа», т. XXXII, № 4).

Обе эти статьи являются очень интересными для нас, ибо представляют единственные литературные источники, описывающие долины, посещенные нами в 1904 г. К ним следует еще прибавить хорошую карту местности около Марухского перевала, в масштабе двух верст в дюйме, приложенную к статье К. И. Подозерского «Следы и остатки ледников в верховьях рр. Бзыби, Гумисты и Амткеля» (Изв. Кавк. Отд. И.Р.Г.О.,т. XV, 1902, № 3).

Таким образом, для ознакомления с той местностью, куда мы направлялись, в нашем распоряжении, кроме вышеназванных статей, были две карты в двухверстном масштабе: одна приложенная к статьям проф. И. В. Мушкетова и П. Хельмицкого (в цитатах мы будем называть ее «карта Клухора») и другая, приложенная к статье К. И. Подозерского (в цитатах мы будем называть ее «карта Маруха»). Кроме того мы пользовались картой, приложенной к труду Фрешфильда, составленной на основании одноверстной съемки (Freshfild. The Exploration of the CAUCASUS, 2 том, Лондон, 1894), а также фотографической копией с листа XIX—22 одноверстной съемки Топографического отдела Кавказского Военного округа, на котором представлена местность от горы Софруджу на западе до горы Хокель на востоке.

Для горного восхождения карта является самым надежным путеводителем. К сожалению, наши карты еще далеки от совершенства и поэтому заранее намечать путь восхождения на избранную вершину на наших картах чрезвычайно трудно, и лишь при обзоре на месте можно получить понятие о расположении гребней и составить план восхождения на ту или иную гору. Цель нашего путешествия была любительская, и потому мы не могли посвящать много времени на посторонние работы. Тем не менее несоответствие между действительным рельефом гор и тем, который представлен на карте, слишком бросается в глаза во время восхождения, чтобы его можно было не заметить. И мы вкратце позволим себе дать топографическое описание посещенных нами мест и ссылки будем делать на вышеназванные карты Маруха (помещенную в Изв. Е. О. И. Р. Г. О., т. XV, № 3) и Клухора (Изв. К. О. И. Р. Г. О., т. XI, № 1).

Обе карты в масштабе 2 версты в дюйме. На карте Клухора черной краской обозначены скалы, синей — ледники и тремя красками хвойный, лиственный и смешанный лес. Названия гор и рек обозначены, но ледники оставлены без названия. На карте Маруха одни только ледники окрашены в синий цвет, вся остальная карта начерчена черной краской, и шесть ледников имеют названия. С одним из этих названий я никак не могу согласиться, это — «ледник Аманаузский». Так назван на карте ледник, который спускается с водораздела на северо-запад в долину Алибек, почти параллельно Алибекскому леднику. Река Аманауз, как мы сказали, составляет главный исток Теберды и лежит восточнее этого ледника и вытекает из такого же большого ледника, который на карте Клухора не назван, но ему Н. А. Буш правильно присваивает название Аманаузского ледника (См. отчет 1896 г., стр. 19). Называть же этим именем тот ледник, который спускается в долину Алибека, совершенно невозможно, и так как он местного названия не имеет (карачаевцы присваивают названия ущельям, а не ледникам), ручей, который из него вытекает, тоже без названия, ибо слишком короток и незначителен, то для отличия его от других я буду называть его «ледник Белалакая».

Не могу умолчать, что на карте Маруха два ледника, находящиеся на север и на юг от Марухского перевала, носят одно и то же название — «ледник Марухский». Такое повторение одних и тех же имен чрезвычайно неудобно для горовосходителей, но с этим приходится отчасти мириться, ибо это соответствует названиям местных жителей. Но с чем трудно согласиться, так это с названием Белалакая, которым именуются две совершенно различные горы, из коих одна помещена на карте Маруха (на правом краю под 43° 16'), а другая — на карте Клухора (43° 14' широты и 59° 19' долготы). На эту же карту попала и первая Белалакая. Вопрос этот интересовал меня еще до поездки на Кавказ. Поэтому, попав в эту местность, я обратил на него особенное внимание и из расспросов местных жителей убедился, что они называют именем Белалакая более западную из двух поименованных вершин, а восточная гора включается в общее обозначение гор Аманауз. Действительно, гора эта стоит на водоразделе между Аманаузом и Птышем и возвышается над настоящим ледником Аманауз. Правда, над этим ледником, на карте на главном водоразделе помечены еще две вершины в 1661 с. и 1761 с., но Белалакая имеет отметку в 1837 с. Не имея фотографических снимков с этих вершин и не посетив лично Аманаузский ледник, я не берусь судить, не имеет ли одна из этих вершин больше прав на присвоение ей названия Аманауз-баши, но полагаю, что есть полное основание окрестить этим именем эту Белалакая, а в отличие от ее западного противника я буду называть ее Белалакая II (Аманауз), оставляя за другой вершиной, посещенной д-ром Фишером и Иосси, название Белалакая I. Наконец, следует еще прибавить, что Белалакая значит по-карачаевски «крутая пестрая стена» (или камень). Достаточно взглянуть на фотографию Белалакая I, чтобы убедиться, что она крута и пестра. Светлые кварцевые жилы тянутся горизонтально вокруг всей ее пирамиды (См. проф. И. В. Мушкетов, стр. 12), и белый кварц на темном граните действительно придает этой горе пестрый вид. Другая же гора Белалакая, во-первых, плохо видна из долин, во-вторых, несет во многих местах снег, и никакой полосатости в ее геологическом строении, по-видимому, нет. Не бывши на Аманаузском леднике, я, конечно, не имею понятия о том, как она выглядит вблизи; из долины Алибека или Домбай Ульгена она еле видна, незначительно возвышая свою макушку из-за соседних склонов, а из долины Птыша она представляется в виде мало характерной стены.

Правду сказать, я сам не вполне убежден, что прилагаемый здесь рисунок действительно представляет Белалакая II. Очень возможно, что настоящая вершина скрывается за черной стеной и находится далее к западу, но одно для меня ясно, что эта вершина не должна была бы носить названия Белалакая.

 

Белалакая II с востока

При описании Алибекского ледника Н. А. Буш говорит: «На левом склоне того ущелья, в котором залегает ледник, обращенном на восток, находится значительной величины висячий ледник. Он оканчивается над ледяным потоком перворазрядного ледника, немного выше поверхности его. Недавно, вероятно, этот ледник составлял ветвь главного. Верхняя часть его крута и богата трещинами, а нижняя более полога и имеет чистую поверхность и форму языка» (Отчет 1896 г., стр. 18). Этим ледником мы и займемся теперь. Никакого названия для него не существует, но так как без названия обойтись невозможно, то я его буду называть «Двуязычным» потому отчасти, что первые туристы, которые посетили его, говорили на двух языках, и отчасти потому, что он оканчивается двумя языками.

Прежде всего я должен заметить, что это не «висячий» ледник, а второразрядный долинный ледник в три версты длиною и полторы версты шириною в самом широком месте. Он течет с юга на север и, завернув на восток, действительно, может быть, в не очень отдаленное от нас время соединялся с Алибекским ледником. В настоящее время он не доходит, судя по карте, почти одной версты до Алибека. В действительности, мне кажется, что левый северный язык спускается ниже, чем это показано на карте. Точно так же ширина северного и южного языков этого ледника показана на карте, по-моему, неверно, ибо северный язык в своем конечном течении гораздо уже, чем южный. Это превосходно видно на фотографии № 3. Снимок этот сделан с правого берега Алибекского ледника на значительной высоте (около 2980 м). Внизу виден Алибекский ледник и его противоположный левый склон, с которого спускается Двуязычный ледник; налево южный язык круто обрывается на полированных скалах, и вода от него стекает несколькими ручьями вниз, скрываясь внизу в морене. Правый, северный, язык вытягивается длинной полосой глубоко в долину, и ручей течет одной лентой прямо к Алибекскому леднику и, встречая под почти прямым углом левобережную морену Алибека, прокладывает себе путь под мореною, скрываясь в темную дыру и сливаясь под ледником с водами, стекающими под Алибекским ледником. К югу от ручья, в котловине между моренами Алибека и Двуязычного укромно приютилось озерко, посещаемое турами да редкими охотниками, которые забредут сюда в надежде подкараулить тура во время утренней его прогулки. Некоторое несоответствие карты с действительностью в ширине этих языков Двуязычного ледника, а также ширины левого (восточного) притока Алибека (названный мною на карте ледником «Капца») объясняется, вероятно, тем обстоятельством, что топографы рисовали алибекский бассейн (вероятно) с северной стороны (с левого берега) долины р. Алибека, где во время нашего восхождения на Семенов-баши мы видели на одной возвышенности (вероятно п. 1494 саж. по одноверстной карте) тригонометрический знак. С этого места конец северного языка Двуязычного ледника не виден (и, вероятно, поэтому не имеет на карте отметки), а южный язык виден (и конец его имеет отметку в 1240 с.). Точно так же и ширина восточного притока видна в ракурсе, и потому он нарисован более узким, чем он есть в действительности. Вышеупомянутая фотография укажет нам еще одну маленькую неточность Марухской карты. Двуязычный ледник по этой карте имеет в северном углу квадратное углубление (между отметками 1455 с. и 1612 с). Эта ветвь, несомненно, в прежнее время соединялась с Двуязычным, но в настоящее время этот «квадратный» ледник отделен от Двуязычного грядой скал, которые ясно видны на снимке. Кроме того, он не имеет такой правильной четырехугольной формы, каким он нарисован на карте, а восточный его бок короче западного. Мы поднялись на этот ледник на возвратном пути после восхождения на Сунахет, прошли всю его длину (на востоке) и между передней (на рисунке) грядой и задней вершиною (п.1612с. по карте) перевалили через соединительный гребень и попали на фирновое поле, которое нанесено на карте несколько неуверенно. В натуре этот фирн представился нам скорее в виде параллелограмма, чем треугольника, и мы очень быстро и весело скатывались по нему вниз. За ним оказалось еще одно небольшое пятно. Далее мы спускались по одному ручью, не нанесенному на карту и потом попали в долину, по которой течет северо-западный исток р. Алибек. Заметим еще, что седловина, которая видна на фотографии вправо от вершины, — это так наз. Алибекский перевал (1503 саж.). На карте, правда, на этом перевале не показано ледника и видимый на фотографии фирновый ледничок по всем вероятиям следует признать за ледник, окаймляющий вершину в 1612 саж. с северо-востока. В таком случае нам кажется, что Алибекский перевал на карте надо перенести на четверть дюйма к западу от цифры 1503.

Таковы незначительные неточности карты, какие мы могли заметить, в изображении Двуязычного ледника. Но в изображении хребтов, образующих Двуязычный ледник, есть существенный недочет, вследствие которого мы с первого раза не попали на намеченную нами вершину, и пришлось вернуться вторично, чтобы по другому пути взойти на нее. На карте Двуязычный ледник изображен в таком виде, что, поднимаясь с севера широкою волною, он к югу суживается и хребты, образующие его и отделяющие его от Алибека с востока и Джаловчата с запада, сходятся под острым углом к вершине в 1813,5 с. На эту-то вершину я и хотел попасть, и потому мы избрали в первый раз путь по гребню, отделяющему Двуязычный от Джаловчатского ледника. От Двуязычного перевала (между Двуязычным и Джаловчатским ледниками, 1453 саж. на карте) мы поднялись по гребню и достигли вершины в 1687 с. Каково было наше удивление, когда мы отсюда увидели, что гребни правого и левого берега сходятся не к вершине в 1813,5 с, а к «узловой» вершине, от которой страшно острый снеговой гребень ведет к вершине в 1813,5 с. Отсюда же мы увидели, что путь по гребню от нашей вершины к «узловой» вершине представляет большие трудности, ибо недалеко от нашей вершины гребень образует впадину с отвесной (на северной стороне) стеной и нагромождение скал и снега от впадины до «узловой» вершины представляло по-видимому непреодолимое препятствие для ее достижения. Поэтому во второй приход мы прошли прямо по леднику к «узловой» вершине и оттуда на п. 1813,5 с., каковую вершину я предлагаю называть «Джаловчат», ибо она замыкает с юга ледник этого названия. Из этого следует, что левобережный гребень Двуязычного ледника нанесен неправильно и его следует загнуть к востоку, а не к западу, как показано на карте, т.е. другими словами гребни в верховьях Двуязычного ледника сходятся у «узловой» вершины, а не у вершины Джаловчата.

Анализируя далее Марухскую карту, я должен упомянуть, что между Алибекским ледником и ледником Белалакая (Аманауз на карте) показано ледниковое соединение в верхних их частях, которого я в натуре не заметил. Мы прошли ледник Белалакая во всю длину до водораздела, на перевал, который я назвал Джесарским, ибо на южном склоне спускается Джесарский ледник и ручей Джесара. Помещенная ниже фотография «Вид с ледника Белалакая на север» (стр. 71) представляет вершину в 1568 с., к югу от которой и помечен на карте широкий ледниковый проспект; такового в натуре я не заметил, и если водораздел в этом месте и покрыт льдом или снегом, то в меньшем объеме, чем это показано на карте. На Марухской карте не особенно ясно обозначен также и Джесарский перевал. Седловина, названная мною этим именем, находится у подножья крутых западных скал, немного к востоку от 14'59° долготы. Высшая точка перевала расположена на скалистом гребне, что также не изображено на карте. Кроме того на гребне между перевалом и вершиной Белалакая имеются две возвышенности, не обозначенные на карте.

Переходя к обзору карты Клухора, мы прежде всего должны заметить, что крайней точкой на западе помещена на ней гора Эрцог. При сличении этой части карты Клухора с картой Маруха, прежде всего бросается в глаза отсутствие вершины с таким именем на карте, и только всмотревшись внимательнее, читатель увидит название хребет Эрцог вдоль водораздела к западу и востоку от высокой (1832 саж.) скалистой вершины между ледниками Аксаутом и Джаловчатом (наиболее подходящее имя для этой горы было бы Аксаут-баши). Не возражая ничего против оставления имени Эрцог за целым хребтом, мы полагаем, однако, что за вершиной в 1812,8 саж. можно оставить название Эрцог, как это сделано на карте Клухора. Зато очень печалит меня название Белалакая, присвоенное на этой карте вершине в 1837,83. Мы уже выше упомянули, что настоящая Белалакая — это вершина в 1805,11 саж., также уместившаяся на карте Клухора (под заглавием, на левом краю), и заметили, что эта вершина является первоклассным тригонометрическим пунктом, положение коего определено геодезически с астрономическими координатами, что это и есть вершина, которую местные жители называют именем Белалакая, что она именно соответствует своему названию «пестрая крутая скала» и она именно хорошо видна из северных долин. Ничего подобного нельзя сказать про Белалакая II, про восточную соседку настоящей Белалакая. Не проникнув на настоящий, не названный на карте Клухора Аманаузский ледник, я не видел эту Белалакая II с запада. Не берусь утверждать, видна ли вся вершина этой горы из северных долин; всякий, бывавший здесь, знает, что через прогалины леса, при разных поворотах долины Теберды видны разные снежные вершины, но попадает ли в линию взора эта Белалакая II, я не берусь утверждать и скорее склонен думать, что ее не видно из долины Теберды. Из долины же Домбай Ульгена видна только одна гора — Домбай Ульген. С востока я видел весь гребень, отделяющий Птышское ущелье от Аманаузского (настоящего ) и, хотя на приложенной ниже сего фотографии я сделал подпись «Белалакая II», но не стану утверждать, что на фотографию попала высшая точка этой горы. Дело в том, что, судя по карте, северный гребень и восточный гребень (который потом сворачивает на юго-восток, к вершине Птыша) сходятся у Белалакая почти под прямым углом. Моя фотография сделана с правого берега Птышского ущелья, с высоты, вероятно, (около 3000 метров и на ней не заметно этого скалистого угла между двумя гребнями, который должен бы был быть видным). Остается предположить, что два острых зубца, видимых на фотографии налево от длинного свегового кулуара и черной стены, находятся в действительности ближе к зрителю, а длинная черная стена - дальше и, если допустить, что за этой стеной нет другого более высокого пункта, то стена эта и изображает собой Белалакая II.

Гора эта не имеет местного названия, и это вполне понятно, ибо не видна как выдающийся объект ландшафта из долины, а включается в общее обозначение Аманаузских гор. Принимая во внимание, что это — самая высокая из четырех вершин, обозначенных на карте и окаймляющих верхний бассейн ледника (настоящего) Аманауз, я полагаю, что при переименовании этой горы ее следовало бы назвать Аманаузом. Вторая по высоте носит название Софруджу (1733,97 саж.), две же другие вершины, пункты 1761 с. и 1661 саж., не имеют имен.

Переходя в обзоре карты Клухора далее к востоку мы должны упомянуть, что на карте не помечен Чухчурский перевал, находящийся в верховьях потока Чухчур, который красивым, могучим водопадом низвергается в Домбай-Ульген. Вытекает он из фирн-глетчера, по правой морене которого лежит путь на перевал. Здесь же небольшое моренное озеро. Ни ледник, ни вершина Буульген (1835 с.) не названы на карте. Отметка 1554 саж. в южном углу Буульгенского ледника есть седловина, перейдя которую можно на южном склоне попасть в долину р. Хецквара. Далее к востоку северо-южный хребет отделяет два ледника и на хребте помечены две вершины: Хокель и Чотча. Между тем на фотографии, снятой мной с северного берега Тебердинского озера, видны три вершины. Ближайшая к зрителю, вероятно, и не имеет названия, следующая — Чотча, а самая дальняя—Хокель (См. рис. на стр. 59). Из долины Клыча этой вершины, вероятно, не видно.

Таковы замечания, какие я счел нужным сделать по отношению к картам Клухора и Маруха. Необходимо еще лишний раз повторить, что общий рельеф местности представлен на этих картах превосходно, но детали требуют дальнейшей обработки. Хотя Фрешфильд и жалуется, что он часто страдал не от недостатка, а от избытка географических имен, но, по моему мнению, неизбежно придется пополнить номенклатуру кавказских гор либо именами, взятыми из местного языка, либо принесенными извне, либо, наконец, буквенными или цифровыми знаками. Для туристов, делающих восхождения, интересно бывает иметь возможность с точностью описать свой путь по разным ледникам и гребням, и при отсутствии названий приходится каждый раз описывать с большими подробностями, по какому именно леднику, например, лежал путь на ту или иную вершину. Со временем, конечно, будут присвоены имена всем характерным точкам в горах Кавказа, но в настоящее время я прибег к буквенным обозначениям некоторых ледников, не желая без надобности вводить новые имена и запутывать номенклатуру.

Снаряжение и путь до гор

Снарядить экспедицию для путешествия по ненаселенным местам не так легко, как может показаться на первый взгляд. Надо, конечно, быть осведомленным о способах передвижения и путях сообщения, надо подобрать себе спутников и подготовить путешествие заблаговременно.

Зимою еще я переписывался с д-ром Фишером, преподавателем базельской гимназии, который раньше уже был на Кавказе с г. Д. Фрешфильдом, и, приглашая его принять участие в моей поездке, просил привезти с собой знакомого швейцарского проводника. Переговоры его также потребовали некоторого времени, но к маю месяцу выяснилось, что он пригласил одного молодого, но уже известного проводника Христиана Иосси младшего, отец которого Хр. Иосси старший, так же бывал на Кавказе. Местом съезда была назначена Москва, где им пришлось прожить несколько дней, так как я не имел возможности отлучиться раньше определенного срока.

Не стану останавливаться на вопросах об одежде и мелких принадлежностях всякого путешественника, упомяну, однако, о более крупных предметах, взятых мною с собой.

Ледорубы, канаты, дымчатые очки, рукавицы, подкованные сапоги, складные фонари, котомки и проч. были нам, безусловно, необходимы для горных восхождений. Мы предполагали в каждом удобном месте останавливаться на более или менее продолжительное время и поэтому по необходимости должны были взять с собой палатки. Я взял две палатки, купленные мною в Лондоне. Большая палатка (по типу Уимпера) на три человека оказалась очень удобной и непромокаемой, а главное, она легко ставится и убирается и в сложенном виде занимает мало места. Другая палатка (по типу Меммери) сделана из легкой льняной парусины и предназначалась мною для высокогорных бивуаков. Для этой цели ею нам не пришлось воспользоваться, но она стояла в нашем алибекском лагере, и сперва я, а потом Иосси прекрасно ночевали в ней. Ее нельзя назвать непромокаемой, но она задерживает влагу, нисколько не боится небольшого дождя и поэтому представляет большое удобство для высокогорного бивуака, где дождя не бывает, а перенести ее очень легко, ибо в сложенном виде ее можно положить в большой карман, а ставится она при помощи ледорубов и пикетов.

Научных и других приборов я взял в этот раз довольно много. Два фотографических аппарата системы Кодак и небольшой ягдташ с этюдником для масляных красок, с акварельными красками и альбомами должны были мне служить для иллюстрации путешествия. Для определения высот у меня были три анероида, барограф Ришара и гипсотермометр Фюсса, который был дан мне на время путешествия Н. Н. Рашевским, за что приношу ему глубокую благодарность. Максимальный и минимальный термометры, пращевой термометр и пара маленьких карманных термометров давали мне возможность наблюдать температуру. Психрометр был у меня комнатного образца, довольно плохой конструкции, так что особенных наблюдений я не делал; анемометр от Фюсса действовал исправно, а шагомером своим я почти не пользовался. Список высот, вычисленных проф. Э. Е. Лейстом, по моим наблюдением, приложен в конце статьи; считаем долгом принести проф. Лейсту нашу глубокую благодарность за его любезность.

Предполагая проводить более или менее долгое время вдали от всякого жилья, я поневоле должен был позаботиться о провизии. Баранину, хлеб и айран мы легко приобретали на месте, для пополнения же пищевого продовольствия я взял, кроме чая, сахара и соли, еще разных консервов. Английские консервы дороги, но зато они очень концентрированы, а наши русские консервы значительно дешевле, но не так сытны и вместо, например, одной английской коробки какой-нибудь солонины приходилось брать с собой на экскурсию две и три коробки русских консервов. Любителям кислого молока я не могу не посоветовать широко пользоваться айраном. Под этим именем горские татары понимают всякое закисленное молоко, но настоящий айран — это то же, что кефир, т.е. полужидкое кислое молоко, в коем казеин мелко раздроблен. В одном коше нам дали «густой айран», т.е. простоквашу. Наилучшим напитком, мне кажется, следует признать не очень старый айран, разбавленный водой. Он утоляет превосходно жажду и прекрасно усваивается, являясь вместе с тем питательным продуктом. Мои спутники швейцарцы сперва морщились, когда пили кислое молоко, но потом, следуя моему примеру, с удовольствием употребляли этот прекрасный напиток.

Хотя с нами была спиртовая лампа и спирт, но мы ею не пользовались, ибо в лагере у нас был всегда достаточный запас дров, и варка пищи производилась в котле над костром, а воду кипятили в большом чайнике.

В небольшой корзине у меня были лекарства, к счастью, пользоваться ими пришлось довольно редко, и мои терапевтические обязанности ограничились выдачей всего раза два за все путешествие хинных таблеток. Иметь с собой небольшой запас лекарств во время путешествия необходимо, но, к счастью, в горах к ним приходится редко прибегать и лучше гигиеническими мерами стараться предотвратить заболевание, и, мне кажется, что даже малярию можно предупредить, тем более, что на северном склоне хребта она не имеет злокачественного характера.

Геологического молотка с собой не брал, зато был запас пропускной бумаги для ботанизирования, хотя этому занятию я посвятил немного времени. Но о чем я жалел, это об отсутствии всяких измерительных топографических приборов. Кроме рулетки и маленькой буссоли с диотропами, со мною ничего не было, и я надеюсь в будущем не выезжать из дому без какого-нибудь углоначертательного прибора.

Таково было наше снаряжение. Весь наш багаж умещался на трех вьючных лошадях, мы же передвигались пешком и только проехались верхом от Тебердинского аула до слияния Алибека с Аманаузом; от Учкулана в Кисловодск я проехал верхом, а д-р Фишер и Иосси проехали на дрогах от Урусбиева до Пятигорска. Для альпиниста пешеходная прогулка по долине — одно удовольствие и, по правде сказать, это нисколько не тормозит передвижения, ибо при верховой езде можно было бы, пожалуй, выгадать один час, или много-много два часа в день перехода, а при тех условиях, при каких мы путешествовали, т.е. становясь лагерем на несколько дней на одном месте и перенося его затем в другое место, — потеря одного-двух часов в день была совершенно не ощутительна.

Приготовления наши были все закончены своевременно, и 14-го июля (1904 г.) мы выехали со скорым поездом на станцию Невиномысскую, куда прибыли утром 16-го июля. Здесь нас встретил Яни Безуртанов, которого я по телеграфу выписал из Гулет. Первым делом я нанял два рессорных экипажа, запряженных тремя лошадьми каждый, чтобы довести нас до Тебердинского аула. За 20 р. за каждый экипаж извозчики обязались доставить нас с багажом до аула, и мы начали вынимать из сундуков те вещи, какие предполагали взять с собой, а остальные, какие мы хотели оставить про запас для дальнейшего путешествия, мы опять уложили и сдали на ж. д. для отправки на ст. Кисловодск. Чтобы произвести эту операцию, я должен был обратиться за содействием к начальнику станции, с которым пришлось поболтать недолго и узнать некоторые новости, которые проникли до него по телеграфу. (Второпях я, однако, по ошибке переложил из сундука в котомку пачку пленок для Кодака, которую приготовил про запас, а главную пачку, где было 20 катушек, оставил в сундуке, и потому пришлось сделать гораздо меньше снимков, чем предполагал).

Попив чайку, мы залезли в колымаги и покатили по пыльной степи по направлению к Баталпашинску. Красива степь при вечернем закате, когда игра цветов веселит глаз, а наступающая ночь несет желанную прохладу после знойного летнего дня. Но не люблю я степи в полуденную пору, когда птицы и звери попрятались в норы и кусты, когда пылающая атмосфера застыла на поверхности гладкой равнины, когда даже реки, ручьи как-то лениво текут по илистому ложу. Пустынно выглядит дорога, лишь изредка переезжаем вброд через ручей, потом через казацкое село. Около полдня делаем дневку на постоялом дворе села Переметского, где хозяйка не без удивления осматривала нас и предлагала нам вопросы, «кто мы собственно будем».

Потом покатили дальше и спустя шесть часов после выезда из Невиномысской подъехали к Баталпашинску (50 верст). Подъезжая к городу, возница наш справился, в какую гостиницу нас везти. Оказалось, что в Баталпашинске несколько номеров для приезжих, и после расспроса ямщика мы приказали ему везти нас в номера Самойленко, где разместились в недурных двух комнатах и на ужин заказали яичницу и самовар.

Пользуясь своим пребыванием в Баталпашинске, я хотел получить от местного начальства открытый лист и потому пошел к атаману отдела И. П. Золотареву. Хотя я пришел не вовремя, и день был праздничный и потому неприсутственный, но я встретил такой радушный прием и в лице Ильи Петровича Золотарева такого распорядительного начальника, что через несколько часов имел уже открытый лист, и считаю долгом принести ему свою глубокую благодарность за его содействие нашей экспедиции.

Баталпашинск красиво раскинулся в садах по берегу р. Кубани, имеет каменный собор с широкой перед ним площадью, ряд магазинов, где мы сделали некоторые покупки, и, по-видимому, жизнь в нем не особенно дорога. На следующее утро мы назначили выезд очень рано, ибо предстояло сделать около 83 верст, но как обыкновенно бывает, выехали гораздо позднее, в 6 ч. 40 м. утра. За селом Жигас, которое населено горскими евреями, дорога приближается к Кубани и долина начинает суживаться. Остановились на минутку у минерального источника, вода коего насыщена какими-то солями и не особенно вкусна. Дорога широкая и хорошо укатана, идет по правому берегу Кубани, мосты через притоки в исправности; вдали начинают синеть горы. В 12 ч. 40 м. мы приехали в с. Осетинское. Я предполагал остановиться в том же постоялом дворе, где останавливался в 1901 г., у моста, на левом берегу Кубани. Как оказалось, однако, мост этот был не исправлен и езды по нем не было. Поневоле пришлось остановиться в какой-то хате на дороге, где имелся самовар. Мы дали лошадям хорошенько отдохнуть и только в 3 ч. 10 м. выехали опять, следуя все по правому берегу до Хумаринского селения, где Кубань прорывается через каменную гряду, которая образует как бы естественные устои, по которым переброшен мост. От Хумаринского приходится вернуться несколько вспять и въехать в долину Теберды. Здесь путник сразу попадает в красивую горную долину. Склоны покрыты лесами; верхушки гребней представляют голые утесы. Путь от Осетинского до Клухора и дальше в Сухум описан мною в I выпуске нашего «Ежегодника» и потому не стану повторяться. У Сентитского монастыря я все-таки остановился на короткое время и забежал во вновь выстроенный храм (освящен в 1903 г.), где в то время шла служба. Приятно было несколько минут постоять в православном храме, который весь новенький, с иголочки, и представляет резкую противоположность старому храму, который стоит выше на склоне горы, с потертой живописью на стенах, заросший плющом, но зато построен в XI веке, свидетель былых времен.

Дальше мы двинулись по знакомой дороге, все время любуясь красивыми видами Тебердинской долины. Лошади подвигались медленно, и я стал задавать себе вопрос, доедем ли мы до аула в тот же день. Стало смеркаться, потом солнце зашло, зажглись звезды на небосклоне, а мы все ехали и ехали. Я всматривался в ребра долины, стараясь определить наше местоположение, как вдруг в темноте ямщик приостановил лошадей над крутым спуском. Я узнал это место и узнал, что мы приехали, ибо пересекши Теберду по мосту, мы въехали в Тебердинский аул. Было более 9 ч. вечера. На улице мы увидели все наличное население и без труда нашли волостное правление, но труднее было пробраться внутрь дома, ибо писаря не было дома, а хозяйка его не хотела нас пускать. Пока внесли наши вещи и пока мы расположились в свободной комнате, прошло много времени, и тут я выказал нетерпение, за которое пришлось поплатиться на следующий день. Устроившись в правлении, я сейчас же послал за одним тебердинцем, которого мне раньше рекомендовали в проводники. Сперва он даже отказался явиться, но когда я заявил, что обойдусь без него, то появился и оказался важным барином, который за свои услуги потребовал очень высокую плату. Когда я сообщил ему, что не имею возможности платить просимой цены, то он обещался прислать бывалого охотника, хорошо знающего все горы. На следующий день я встал рано и с 6 ч. утра начал переговоры, и сейчас же пришлось убедиться, что моя торопливость вскружила головы тебердинцам, и они либо отговаривались, что все лошади на работе, или назначали баснословные цены за наем лошадей. Долго пришлось мне усовещевать их, прибегнул к помощи старшины, но и он мало помог и пришлось в конце концов согласиться на их требования платы по 2 р. за лошадь в сутки, тогда как обычная цена ровно вдвое меньше, т.е. 1 р. в сутки. В конце концов караван наш должен был состоять из провожатого Нанну Семенова, четырех верховых лошадей для нас и дрог, запряженных парою лошадей для багажа. На дрогах мы предполагали довезти багаж до Аманаузской долины и там, оставив дроги, навьючить багаж на лошадей. Как только были запряжены дроги, мы наложили нашу поклажу и тронулись в путь, не дождавшись появления верховых лошадей, которые нагнали нас версты две за аулом. Владельца лошадей с дрогами я отпустил по прошествии недели и тогда к нам явился тебердинец Ахья Семенов с двумя лошадьми, который был вполне доволен платою по 1 р. за лошадь и который оказался хорошим охотником и очень расторопным малым. Сожалею, что я его ни разу не взял с собой на экскурсию, чтобы убедиться, какой он ходок, но при переходах и в лагере он работал с охотой, умело и толково.

Выехали мы из Теберды в 10,5 ч. утра, проехали по очаровательным местам около озера Гель-тала, которое, кажется мне, начинает усыхать. На заводе Утекова, по-видимому, жило в это лето довольно много дачников. Проезжая дальше, мы встретили всадника с провожатым. Не успел я отъехать некоторое расстояние, как слышу, что меня зовут, и увидел, что меня нагоняют двое всадников, из коих один оказался нашим сочленом В. Н. Леоновым. Он переезжал через Клухор с юга на север и сообщил, что тропа на южной стороне в лучшем состоянии, чем на северном склоне и что клухорская казарма занята дачниками. Меня это мало беспокоило, ибо, имея палатку, мы могли остановиться где угодно и нисколько не зависели от помещения; что же касается тропы, то я ее знал и к тому же мы предполагали пробыть некоторое время в других долинах, в верховьях Теберды, и я рассчитывал, что ко времени нашего прихода тропа будет достаточно расчищена. Поболтав немного с Леоновым, мы расстались с ним; крепко пожав друг другу руки и пожелав счастливого пути, поехали каждый своей дорогой.

Приехав к тому месту, где р. Гоначхир впадает в Теберду, мы сделали привал и закусили. Через Гоначхир перекинут жидкий мостик; лошадей выпрягли из повозки и нагрузили поклажей, причем каждому из нас также привязали по мешку к седлу. Тропа по долине Аманауза, как нам сообщили наши люди, очень плоха, и потому мы пошли пешком.

Не могу умолчать, что меня охватило какое-то радостное чувство, когда я переходил мост через Гоначхир. Казалось, покидаешь знакомое место и, перешагнув последнее бревно моста, вступаешь в неведомую страну, полную прелестей горной прохлады, красот снежных вершин и могучих ледников, где душа и тело могут отдохнуть от треволнений интенсивной жизни. Дивно-загадочно представляется путнику нижняя долина Аманауза при переходе через Гоначхир!

Вековой лес проявляет признаки старческой дряхлости. Громадные стволы валяются на земле и производят впечатление стихийного разрушения. Таинственная тишина дремучего леса нарушается лишь шумом кипящего Аманауза, который стремительно несется вниз по долине.

Редкая птичка своим щебетанием напомнит родные края, все так ново, так величаво, и невольно поддаешься обаянию могучей природы.

Мы весело шли каждый своей дорогой. Провожатые и верховые поехали вдоль Аманауза, но так как река была полноводна, то приходилось переходить рукава, отделявшиеся от главного течения, и лужи воды, и чтобы не мочить ног, мы шли лесом то по еле заметной тропе, то напрямик. Пройдя так несколько верст, мы вышли опять к реке, сели верхом и начали переправу через Аманауз. Река здесь довольно широка (сажен 40-50) и бешено рвется по каменистому ложу. Провожатые взяли каждого из нас под свое покровительство и переправили на левый берег. Когда мы все переправились на тот берег, то один из нас признался, что у него начинала кружиться голова во время переправы. Странно, что это случилось с человеком, который привык смотреть с высоких вершин в пропасти по 1000 метров глубины. По-видимому, к быстро двигающемуся предмету также надо привыкнуть, как к взору в пустоту. По левому берегу мы вышли на узкую тропу, которая вьется по берегу и во многих местах была испорчена. Никаких крупных притоков не приходится пересекать, и в 7 ч. 40 м. мы вышли на поляну у слияния р. Алибек с Аманаузом. Небо к этому времени затянулось тучами, стало холоднее и сырее. Провожатые наши отказались идти дальше, и мы поневоле должны были разбить палатки и переночевать здесь, что было довольно обидно, ибо мы теряли целый день из-за этого; но провожатые уверяли, что по Алибеку путь еще далекий (8 верст, как они говорили), а лошади устали, и путь трудный, и мы никак ночью не дойдем и т. д. Я стал их расспрашивать про пути на Алибек, на Аманаузский ледник и проч. Тем временем Яни приготовил нам ужин, палатки наши я поставил обе, ибо хотел испробовать сам свою легкую палатку Меммери, поклажу покрыли брезентом и сели кушать. Тучи к этому времени совсем нас окутали, и пошел мелкий дождик. Всю ночь он шел, и хотя палатка моя промокла, но я остался сух. Утро было пасмурное, тучи лениво ползли по верхушкам елей, было сыро и холодно. Двое наших провожатых с верховыми лошадьми, нанятые до Алибека, заявили, что они дальше не пойдут. Я уже ждал такого сообщения, но меня возмутила претензия азиата, получавшего деньги, который выбрал какую-то монету и вернул мне ее под предлогом, что это деньги не «хорошие». Я им прочел длинную нотацию, что если они с другими будут так поступать, то туристы не пожелают к ним ездить, а каждый приезжий дает им заработок и т. д., и т. д., и открыто заявил им, что очень рад с ними расстаться и что я расскажу своим знакомым, какие они плохие люди.

Нагрузив свои пожитки на лошадей, мы тронулись в путь в 9 ч. 45 м. Тропа сперва круто поднимается и потом идет лесом, без большого уклона, все время по левому берегу р. Алибек. Лес скрывал от наших взоров правый берег реки, и, лишь выезжая на полянки, можно было бы иметь вид на главный хребет, но в этот день все верхушки гор были скрыты в тучах. Было сыро в воздухе и мокро и скользко на тропе. Перейдя несколько ручьев, мы шли все лесом и, наконец, через прогалину в лесу увидели издали блеск ледника. Еще один ручей пришлось перейти вброд, и за ним стояло несколько одиноких пихт, пройдя которые, мы вышли на открытую лужайку, и нашим взорам во всей своей красоте предстал Алибекский ледник. Мы с Фишером так и ахнули, когда увидели его. Красивая форма его еще усугубляется зеленеющими берегами; крупных вершин над ним не видать, но зубцы на водоразделе и на западном и восточном берегах красотой своей могут поспорить с более знаменитыми вершинами. Провожатые наши думали, что мы достигли цели, и хотели расположиться тут же на лужайке. Но нам это совсем не подходило, мы хотели приблизиться как можно ближе к леднику и разбить палатки как можно выше над уровнем моря. Поэтому я приказал двигаться дальше, а мы, пешеходы, тронулись вперед, чтобы найти подходящее место для лагеря. Мы находились приблизительно с добрую версту от льда. Правый берег выглядел очень крутым, и потому мы решили расположиться где-нибудь на левом берегу. От льда нас отделяли камни и галька, а ближе к нам — гряды старой морены, поросшей частью корявыми кустами, частью травой. Пройдя вдоль морены, я пришел к такому месту, где она была чисто каменная, без зарослей, и думал уже остановиться здесь, но Фишер в это время крикнул мне издали, что он нашел хорошее место. И действительно, лучшего места нельзя было найти. Представьте себе сухую, покрытую мелким камнем площадку, окаймленную крупными валунами с трех сторон и с четвертой — ручьем чистой кристаллической воды. Вся площадка была усеяна высохшими ветвями, и этого запаса дров нам хватило на все время нашего пребывания в алибекском лагере. Чтобы защитить себя, мы палатки разбили не на самой площадке, а к северо-западу от самого крупного валуна. Нанну сообщил мне, что на этом самом месте прежде было озеро, но что ручей промыл более глубокий проход и озеро вытекло. Место нашего лагеря находилось у самого подножья левобережной морены, которая и разбросала упомянутые выше валуны, заграждая прежде путь ручью. Ручей этот на карте не имеет названия, и его следует признать западным потоком Алибека. Весело попрыгивая по камням морены, он доходит до обрыва и низвергается вниз в котловину, которая образовалась между старой мореною и льдом. Алибекский ледник продолжает, по-видимому, отступать. Конец его очень широк, посредине выступает красноватая полированная скала, из левого (западного) угла вырывается широкий поток, но главный исток вытекает из ледникового грота в правом (восточном) углу. Если смотреть на конец ледника снизу, линию горизонта образует цепь ледяных зубцов самой причудливой формы. Есть зубцы и пирамиды, столбы и колонки, пилястры и иглы, и много раз в течение суток такой столбик в несколько тысяч пудов подтает и сорвется вниз. Звук лавин долетал до нас часто, но не раз мы сами были свидетелями ледникового обвала. Тяжелая масса льда, дойдя до края обрыва, срывалась с шумом и треском вниз, заполняя все углубления и долетая до ледникового ручья у подножья стены, и, чтобы видеть одно такое зрелище, стоило пожить неделю в палатке у Алибекского ледника.

Первый свой обед мы приготовили сами из своих консервов. Но в последующие дни этим занимался Яни и справлялся лучше, чем мы сами, с этой задачей. Он, кроме того, приготовил нам из камней сидения и стол, и возвращаясь с экскурсии, мы всегда были уверены, что он ждет нас с чаем и шашлыком, и я должен сказать, что в общем мы устроились в этом алибекском лагере очень удобно и пребывание там составляет одно из лучших воспоминаний всего путешествия. Всего мы провели там десять полных дней, с 19 до 29 июля.

Первовосхождения на Семенов-баши, Сунахет и Джаловчат

Прежде чем описывать самые восхождения, я считаю нелишним сказать несколько слов об этих вершинах.

Все вышеприведенные названия даны нами и не помещены ни на картах, ни у местных жителей не известны. Я уже имел случай высказаться, что считаю за первыми восходителями преимущественное право на присвоение той или иной безыменной вершине какого-либо имени. В горах следует держаться того общего правила, что имена идут снизу кверху, т.е. имя речки присваивается леднику, затем перевалу и кульминационному пункту среди вершин, окружающих данный ледник. Семенов-баши есть одна из скалистых вершин, находящихся на водоразделе между Алибеком и Хутыем, который также впадает с левой стороны в р. Аманауз. Вершина эта названа мною так в честь нашего почетного члена П. П. Семенова, вице-председателя Императорского Русского Географического Общества, и я надеюсь, что имя это и останется за этой вершиной. Два других названия также присвоены нами, и обозначенные ими вершины на картах не имеют названий, а у местных жителей совершенно неизвестны, ибо из долин они не видны. Сунахет расположен на гребне между Двуязычным и Джаловчатским ледниками и представляет собою мало выдающуюся над гребнем возвышенность, которая, однако, на карте получила отметку высоты, а именно, 1687 сажен. Джаловчат есть высшая из всех вершин, возвышающихся над Джаловчатским ледником. На карте она названия не имеет, но не могу умолчать того факта, что в списке тригонометрических пунктов Военно-Топографического Отдела значится пункт «Софуджу-Теберде-баши», которая по астрономическим координатам (43°17'7,77" широты и 59010'7,08" долготы) и по высоте (1813,52 саж.) соответствует Джаловчату. Мне кажется, что имя это напрасно присвоено горе Джаловчату. Название «Софруджу» уже носит одна вершина в этой местности, и прибавление слов Теберде-баши ничего не меняет. (См. карту Клухора на меридиане 59°15').Удивительнее всего, что на карте этот тригонометрический пункт не удостоился получить имя, тогда как остальные пункты имеют названия (как-то: Нахар, Домбай Ульген, Белалакая, Марух-баши).

Я упустил из виду навести справки, не имеет ли Джаловчат какого-нибудь имени у жителей других аулов, но уверен, что она у тебердинцев не имеет названия, ибо только макушка ее еле видна из долин и без ближайшего знакомства с ней отличить ее от соседних возвышенностей невозможно. Яни говорил нам, будто он видел нас, когда мы были на вершине, но так как пирамиду мы сложили на южной стороне, то с севера ее не видно, и, рассматривая в трубу вершину Джаловчата, требовалось некоторое напряжение, чтобы узнать ее, так мало она возвышалась над передними возвышенностями.

Карта дала нам общее представление о местности, но чтобы убедиться в степени наклонения разных склонов, в возможности пробраться на соседние ледники и чтобы посмотреть хоть издали на окружающие вершины, мы решили сделать несколько рекогносцировок. Таковые тем более необходимы, что в неизвестных местах можно забраться на такие кручи, откуда ни назад, ни вперед не продвинешься, а главное, что для совершения восхождения надо избирать наиболее легкий и безопасный путь, чтобы не подвергать своей жизни ненужному риску и чтобы успеть за один день достичь вершины.

В первую прогулку мы направили свои шаги по левобережной морене Алибека. Дойдя до озера, мы могли вблизи осмотреть конец Двуязычного ледника. Поток, вырывающийся из северного языка, течет почти под прямым углом к Алибекскому леднику и, встретив его морену, пропадает под нею и уже подо льдом сливается с водами Алибека. Моренное озеро не велико — саженей двенадцать в длину. Питается оно пятном фирна, которое лежит повыше его, к югу, и примыкает к фирну Алибека. Над ним нам хорошо был виден грот, который образовался вследствие отступания фирна от скалы. Свет, проникая сквозь фирн, освещал загадочным светом эту пустоту, нагроможденный фирн лежал в очень неустойчивом равновесии, и мы не полюбопытствовали пройти ближе к этому гроту, а свернули на Алибекский ледник и стали его переходить.

Недалеко от берега мы наткнулись на очень обширный «котел», диаметром до 7-8 саженей. Бока его подмывались водой, с края по дну тек ручей. Мы обошли его, осторожно зондируя снег, и пошли на восточный берег к леднику, который сливался с Алибеком, спускаясь с восточного его берега, с водораздела между Алибеком и соседним (к востоку) ледником Белалакая (Аманаузский). В своем описании я буду его называть ледник Каппа. Алибекский ледник в этом месте полог, трещин больших нет и прогулка по нему доставила мне истинное удовольствие. Ледник Каппа ниспадал к нам крутым ледопадом и наверху заполнял котловину, образованную тремя хребтами. Южный хребет представлял отвесные полированные бока и был совершенно недоступен. Восточный хребет, водораздел к леднику Белалакая (Аманаузскому), казался нам более доступным, но пологую его часть отделяла от ледника Каппа отвесная стена в 8-15 саженей высотой. Левый, северный гребень представлялся не трудным.

При подъеме по ледопаду Иосси повел нас так уверенно, как будто он ходил по этому месту ежедневно, и я мог убедиться в высоких качествах его проводнического таланта. Никаких особенных трудностей не встречалось, и мы быстро вышли на пологую часть ледника. Было жарко, и потому мы первым делом направились к скалам, по которым стекала вода. Мы не могли подойти вплотную к стене, ибо ледник отстал от скалы на 1-2 сажени и в одном только месте, протянув руку, можно было наполнить стаканчик водой. При осмотре восточного гребня мы убедились, что верхняя часть обращенного к нам склона настолько крута, что потребовала бы страшных усилий, чтобы взобраться на верхушку гребня, на северный гребень, и увидели, что на него можно попасть, только поднявшись выше отвесной стены, составлявшей уступ склона. Отдохнув, мы тронулись вдоль подножья этой стены, ища возможности подняться выше ее. Чем больше мы приглядывались, тем меньше мы видели возможности преодолеть это препятствие. В южном, так сказать, углу мы наткнулись, однако, на камин, по которому спадала вода. Не видя нигде более удобного места для подъема, мы решили попытать здесь счастья. Первым полез Иосси, а за ним Фишер. По нижней части, где вода проточила щель, находилось достаточное число выступов, чтобы без труда подниматься вверх, хотя водопадик и обдавал нас брызгами. Вверху этой щели пришлось, прилепляясь к стене, перейти несколько шагов влево, чтобы попасть в другую щель, и это, конечно, было не легко. Поднявшись по второй щели, мы вышли на покатые, чисто полированные скалы и стали их траверсировать влево на север и затем по более крутому, но менее гладкому склону вышли на северный гребень.

Было 12,5 часов дня. Подниматься еще выше я нашел излишним, ибо, чтобы достичь какой-нибудь вершины на гребне, не хватало времени, а для обзора местности мы были достаточно высоко (около 2980 метров). Алибекский и Двуязычный ледники лежали под нами, на север возвышался скалистый гребень с несколькими вершинами, закрывавший вид на долину р. Хутый. Прямо перед нами (на северо-запад) была вершина, помеченная на карте 1612 саж., а вид на юг и восток был закрыт более высокими гребнями. Наибольшее внимание я посвятил обзору вида на северо-запад, ибо сторона эта более всего интересовала нас и мы предполагали там совершить несколько восхождений. Для выбора путей возможных восхождений необходимо было рассмотреть направление Двуязычного ледника и всех окружающих этот ледник гребней, ибо этим обусловливалась возможность подняться на ту или иную вершину. У наших ног тянулся с юга на север Алибекский ледник. Он начинается с главного хребта довольно крутым фирновым спадом, потом течет довольно плавно и лишь у конца своего сильно истрескан. К нему почти под прямым углом спускается Двуязычный ледник, двумя довольно далеко отстоящими друг от друга языками, причем конец его не соединяется с Алибекским ледником.

 

Левый берег Алибекского ледника

Падение обоих языков Двуязычного ледника почти на восток, но выше по течению он загибает в сторону, и хотя видеть этого мы не могли, но судя по карте, он начинает свое течение на главном хребте, спускается с юга на север, но встретив гряду, высшая точка которой отмечена на карте пунктом в 1612 саженей — поворачивает на восток. Глядя на массивную гранитную группу, которая поднималась перед нами, и обозревая ее от подножья до вершин, т.е. вертикальное расстояние около полуторы тысячи метров, мне очень захотелось побывать и на этих каменных грядах, но, конечно, мечтам этим не удалось осуществиться, ибо в одну даже поездку всего не посетишь, и надо довольствоваться тем, что можно было сделать.

За время нашего сидения на гребне стал подниматься снизу туман и погода стала хмуриться. Фишер и Иосси поднялись по гребню еще выше и сложили там в удобном месте пирамидку. Собравшись начать спуск, д-р Фишер обронил свою курительную трубку, которая покатилась вниз к леднику Каппа. Не желая ее терять, так как другой трубки у него не было, он пошел ее искать. Возвращаться мы решили не тою же дорогою, как пришли, а хотели попытаться спуститься по противоположному склону того хребта, на котором стояли, и где не было видно никакого ледника. В светлую погоду такой спуск облегчается тем, что сверху можно обозревать на большом протяжении линию спуска. Но в такой густой туман, какой поднялся в тот день, спуск был очень затруднен. Сперва мы пошли по самому гребню, но уже через несколько десятков метров уклон его настолько усилился, что мы повернули прямо по склону. Не без труда мы преодолели самую крутую часть склона и подошли к снеговому полю. Дальше мы вышли на склон, заросший азалиями, и ходьба была тут очень неприятна, ибо кусты выросли на осыпи и скрывали от взгляда все неровности почвы и нога часто попадала или в щель между камнями, или на свободно лежащий камень, и потому скорость хода пришлось уменьшить. За пологим скатом следовала крутая стена правого берега Алибекского ледника. Нам посчастливилось без большой потери времени натолкнуться на ручей, который несколькими крутыми порогами ниспадал на ледник. Пришлось ползти по самому водопаду, но последний уступ был настолько крут, что спуститься не было никакой возможности, и поэтому мы прошли вдоль отвесной стены и, цепляясь за выступы, вышли на ледник. На правом берегу он очень истрескан, и потому приходилось обходить эти трещины и в общем сильно уклониться от прямой линии и загнуть к югу. Переход через ледник не занял много времени и, выйдя на левобережную морену, мы к 7 час. вечера вернулись в лагерь. Должен упомянуть, что, перескакивая с камня на камень на морене, я обронил свой новый анероид Ваткина, и, хотя он не разбился, но я уже почти не пользовался им, так как не доверял верности его показаний.

Следующий день (20 июля) с утра был дождь, и мы решили отдыхать. Днем дождя не было, но с 6,5 часов опять стал накрапывать, и поэтому спать мы ложились в неуверенности, удастся ли на следующий день совершить какую-нибудь прогулку. Вставши довольно рано, мы увидели, что день был пасмурный, но без дождя. Поэтому мы вышли из лагеря в 8 ч. 50 м. и захватили с собой Яни. Целью нашей прогулки мы наметили одну скалистую вершину к северу от нашего лагеря, откуда должен был открыться широкий вид на окружающие горы.

Пройдя сперва около четверти версты по знакомой тропе, по которой мы прошли в первый день, мы стали подниматься по травянистому кряжу, между двумя балками, который вверху упирался в осыпь, спускавшуюся с нашей горы. К 12 час. мы были у подножья вершины и присели для завтрака. Погода разгулялась, и потому весело было смотреть на красивую горную панораму, подкрепляя свои силы принесенной с собой провизией. Только воды для питья было мало, приходилось ждать, пока каплями тающего снега наполнится стакан.

Предстоящий путь на вершину был для нас ясен. От высшей видимой точки отходили к западу и востоку два гребня, образуя вогнутую стену. Уклон восточного гребня был более пологий, и мы, конечно, направились к нему, но, чтобы сократить время подъема и не делать лишнего пути, мы направились ближе к вершине, желая выйти на гребень как можно ближе к высшей точке. Каждый из нас шел своей дорогой, и у подножья гребня мы очутились все вместе, но Иосси взял полевее, а Фишер и я с Яни —поправее; наша партия очутилась под почти отвесной стеной, где единственно возможная линия восхождения шла по «камину» высотою около 8-10 метров. Фишер влез первым и помог мне канатом взобраться наверх. Было 1 ч. 10 м. дня (40 м. после выхода с места завтрака). Мы очутились на довольно широком гребне, противоположный край которого примыкал к снежнику довольно большого ледника, залегающего в верховьях р. Хутый. Сперва мы легко шли вверх, но скоро стали попадаться скалистые башни (жандармы), которые надо было огибать; потом гребень стал суживаться, снег на северной стороне доходил до верхнего края гребня; наконец, около трех часов дня мы вышли на первую восточную вершину, которая оказалась несколько ниже, чем следующая вершина, и потому мы спустились и по острому гребню перешли и поднялись на высшую точку. Было 3 ч. 15 м. дня. На карте вершина эта имеет отметку 1691 сажень, но не имеет названия, и поэтому я позволил себе окрестить ее именем Семенов-баши в честь почетного члена Русского Горного Общества П.П.Семенова. Воздух не отличался прозрачностью, в особенности к югу вершины были окутаны мало проницаемой дымкой, зато к северу вид был чище и только далеко-далеко за горами, в степи, черноземная пыль застилала горизонт, нивелируя все неровности земной поверхности. На севере, как я сказал раньше, спускается довольно большой ледник; дающий начало реке Хутый, левого притока р. Аманауз (Аманауз по-татарски значит Аман (Яман) — дурное, ауз — ущелье). Верхний бассейн ледника окружен несколькими вершинами, среди которых Семенов-баши самая высокая. Вершина, отмеченная на карте 1632 сажень, также представляет довольно красивые формы. К западу от нас, на одной из близлежащих вершин (вероятно, пункт 1494 с. по карте) мы увидели каменную пирамиду. По всем вероятиям, она была сложена топографами; на Семенов-баши никаких следов посещения этой горы людьми мы не заметили и поэтому сложили пирамиду и вложили внутрь ее свои визитные карточки.

Семенов-баши на Марухской карте отмечен высотою в 1691 сажень, т.е. 3608 метров. Между тем мои барометрические наблюдения дали высоту лишь в 2973 м. Я не берусь судить о причине такой крупной разницы, но должен заметить, что большинство тех пунктов, для которых одновременно имеются отметки на карте и мои барометрические и гипсотермометрические наблюдения, оказались более низкими по моим наблюдениям, чем это отмечено на карте.

Отдохнув и закусив, мы стали спускаться, но не тем же путем, как пришли, а по западному (точнее юго-западному) гребню. Спустившись с своей вершины, нам пришлось еще немного подняться кверху на третью главу Семенов-баши.

Спуск не представлял больших трудностей. Были, правда, места, где приходилось помогать себе руками, но в общем по довольно рыхлым сланцам мы дошли до травы, спустились в котловину, где на лето расположился кош, и так как спутники мои давно уже вздыхали о свежем молоке, то мы очень обрадовались, когда увидели, что хозяин коша доит овец. Тебердинец по-русски не понимал, но когда мы подставили ему наши стаканчики, то он, конечно, понял, что мы хотим пить и очень ловко надоил молока, которого мы с жадностью выпили несколько порций. Нам казалось, что все трудности пути были позади, и потому мы лениво побрели вдоль небольшого ручья, постепенно уклоняясь к западу, чтобы по возможности спуститься прямо в лагерь. Каждый опять шел своей дорогой, и мне пришлось остановиться над глубокой балкой с крутыми берегами, поросшими кустами азалий. Сюда же подошел д-р Фишер, и мы вместе стали пробираться наискось, уплотняя каждый шаг ногою, иногда скользя по мокрым кустам, немилосердно ломая ногами и руками пышные розовато-белые азалии, ворча на такой неудобный спуск и жадно глядя вниз, где по более пологому ложу журчал горный ручей. Пройдя азалии, мы вышли на камни, потом достигли дна балки, очень скоро после этого наткнулись на знакомую нам тропинку и в 8 ч. 15 м. вечера, когда уже стемнело, достигли, наконец, наших палаток.

Понятно, после ужина мы сейчас же завалились спать и проспали до утра. Наступивший день я хотел посвятить отдыху и некоторым работам. Дождя не было с утра, можно было фотографировать и рисовать, писать дневник, посушить кое-какие вещи на солнце, и время быстро прошло до обеда. После обеда д-р Фишер и я пошли ставить метки на Алибекском леднике, но это оказалось делом не легким, и хотя метку мы поставили, но вряд ли легко будет другим исследователям проверить отступание ледника по нашим меткам. Объясню вкратце, что мы сделали. Конец Алибекского ледника представляется не в виде узкого языка, а в виде широкой стены, около 200 метров в длину. Юго-восточный угол этой стены спускается ниже всего. Здесь из-под могучего ледникового грота, метров 6-8 высоты, с шумом вырывается в виде многоводного потока р. Алибек. Северо-западный угол сильнее отступил, но также дает начало другому потоку, который, стекая по оголенным отшлифованным скалам вниз, сливается с потоком, который протекает мимо нашего лагеря, беря начало с Алибекского перевала и впадая в главный ледниковый поток, несколько ниже его выхода из ледникового грота.

На левом берегу речки разбросаны камни, из коих ни один не показался мне достаточно устойчивым, чтобы можно было сделать на нем отметку, от которой и провести по компасу линию, пересекающую конец ледника. Поэтому надо было перебраться на правый берег ледника и ручья. Вброд через поток перейти было невозможно, и потому д-р Фишер стал подниматься на самый ледник; переход этот был не из легких. Я же тем временем стал искать более твердую точку на этом берегу и остановился на одном крупном валуне, у подножья старой конечной морены. Прямая линия, проведенная от этого валуна к тем скалам, на которых я просил д-ра Фишера поставить отметку, прошла не у самого конца ледника, а в расстоянии вероятно 2-3 саженей от ледникового грота, но более удобного пункта я не нашел, а потому и расположился на нем, сделал наблюдение над гипсотермометром и стал терпеливо ждать появления д-ра Фишера. (Высота по гипсотермометру, над уровнем моря, оказалась равною 1866 метрам). Когда он подошел к тем скалам и стал кистью наносить краску, я произвел наблюдение буссолью и определил прямую линию между нами, которая была направлена с севера на юг с уклоном в 5° к востоку (см. рис. на стр. 29).

С ледника дул холодный ветер, солнце клонилось к закату, и я прозяб, сидя на валуне. Пока я бродил по морене, д-р Фишер один, не без труда, отмерил расстояние от скалы с меткою до конца льда под мореною.( Метку он поставил такую V). Расстояние это равнялось в 1904 г. 133 метрам. Покончив с работой, д-р Фишер хотел попытаться перейти речку вброд, но это оказалось невозможным, не вымочив себя, может быть, до плеч; он сделал попытку перейти поток в самом ледниковом гроте, но ввиду явной опасности от обвалов пошел вниз по течению искать перехода и крикнул мне не ждать его, ибо он видит ниже по течению снеговой завал, покрывающий речку. Мне этот завал также был виден, и потому я повернул домой сперва по старой конечной морене, но так как пробираться по ней было неудобно, то спустился вниз и вдоль нашего ручья подошел к левобережной морене, влез на нее и дошел до палатки. Вся эта операция потребовала у нас около 4-х часов времени.

На следующий день решено было совершить высокогорную экскурсию, попытаться совершить восхождение на вершину, стоящую на водоразделе между Джаловчатским, Двуязычным и Алибекским ледниками, и потому мы рано завалились спать, приготовив свои котомки с вечера. Встали мы 24-го июля еще ночью и из лагеря вышли при свете фонаря в 4 ч. 30 м. Около часу шли по морене, что в темноте было далеко не весело, потом стали подниматься по левобережной морене северного языка Двухъязычного ледника. Поравнявшись с ледником, мы увидели, что не легко будет преодолеть ледопад. Такие дикие трещины, такое нагромождение сераков предстали нашим взорам, что мы все держались морены, хотя путь был нелегкий. Наконец и морена оказалась заваленной снегом и льдом, и зияющие трещины преградили дальнейший путь. Мы стали лепиться к стене, но подошли к «бому» и остановились. (Так называют на Алтае отвесные скалы, выступающие в долину и сдавливающие течение реки или ледника).

К счастью, на нем оказалась полочка, по которой мы обогнули бом, но дальше уже по камню, ввиду отвесности гранитных скал, идти было невозможно. Пришлось перейти на ледник. Лавирование среди трещин и сераков было очень трудно. В одном особенно неприятном месте д-р Фишер обронил ледоруб, который упал в трещину, но застрял не очень глубоко. Не желая бросать его, он обвязался канатом, и Иосси с Яни стали его спускать, а мне пришлось прилепиться к ледяной стене и «прохлаждаться». Он благополучно обрел свой ледоруб, и мы двинулись дальше.

Иосси и Яни шли впереди, отыскивая путь; мы часто перекликались, ибо теряли друг друга из виду в этом ледяном лабиринте. Много было дурных проходов, и потому я очень обрадовался, когда наверху услыхал возглас Яни, что мы выберемся скоро на более ровное место. Действительно, поднявшись еще десятка на два метров, мы вышли на ровную покатую площадку ледника и, пройдя еще некоторое расстояние, остановились у большого валуна на льду (в 8 ч. 55 м.) для завтрака. Нельзя сказать, чтобы вид, который открывался перед нами был не особенно красив, зато он был интересен с точки зрения топографии, и я с жадностью стал озираться кругом, пока Иосси вскрывал коробки консервов. На север от нас тянулась каменистая гряда, которая отделяет Двуязычный ледник от другого «квадратного» ледника, залегающего у подножья вершины с отметкою на карте в 1612 с. На запад лежит седло, соединяющее Двуязычный ледник с Джаловчатским. На юг, недалеко от места стоянки, начинается, сперва очень круто, потом менее круто, но с многочисленными трещинами южная часть Двуязычного ледника. Вверху над ним, в углу двух хребтов, возвышалась снеговая вершина, которая являлась целью нашей прогулки и которую мы считали за вершину, помеченную на карте высотою в 1813,5 саженей. На восток, поверх нижнего ледопада Двуязычного ледника, виднелся Алибекский ледник и восточный его берег. Перевал на верховьях Двуязычного ледника охраняется с севера крутой скалистой вершиной, а с юга гребень, отделяющий Двуязычный от Джаловчатского ледника, спускался к перевалу не особенно круто и план наш состоял в том, чтобы от перевала пройти вдоль всего гребня до намеченной вершины (см. рис. на стр. 31). Около 9 ч. 30 м. мы начали подъем на перевал по довольно твердому фирну, и помнится, что через полчаса были на седловине, с которой открывался вид на Джаловчатский ледник. Перейдя на скалы, мы без труда стали подниматься на гребень. По пути пришлось обогнуть сперва одну скалистую башню, за ней очень узкий гребень, и он был почти покрыт доверху снегом, потом обогнули вторую башню, которая представила несколько мест, где приходилось проходить с осторожностью, но вполне безопасно, ибо скала везде была устойчива. За второй башней перелезли через узкую седловину и, поднимаясь все выше, пришли, в 12 ч. 45 м. на вершину, отмеченную на карте отметкою в 1687 с. Здесь мы остановились, чтобы оглядеться кругом и высмотреть дальнейший путь.

Каково было наше удивление, когда мы вдали, при соединении хребта, на котором находились сами, с южным хребтом, образующим правый берег Двуязычного ледника, увидели там не одну, а две вершины. Снеговой купол, который был виден с Двуязычного ледника действительно образовал узел между хребтами, но от него отделялся еще очень острый гребень к западу, в конце которого в расстоянии, может быть, около ста саженей возвышалась красивая гордая пирамида с равными, чрезвычайно крутыми боками, основание коих покоилось далеко внизу на окружающих снежниках. Чтобы достигнуть этой вершины, надо было непременно попасть на переднюю «узловую» вершину, ибо ясно было, что всякий иной путь являлся невозможным. Как я упомянул выше, мы думали пройти по всему гребню до узловой вершины и потому стали выслеживать глазами этот путь.

Гребень показался довольно трудным, и приблизительно на полпути между нами и «узловой» вершиной находилась впадина с отвесными боками. Решить вопрос издали о возможности перехода через такую впадину представлялось очень трудным, но одно было ясно, что времени для перехода она потребует очень много.

Между тем времени этого могло не хватить; для прохода расстояния от перевала до нашей вершины потребовалось почти три часа времени; если даже положить столько же времени для достижения «узловой» вершины и пять часов времени на обратный ход, то все-таки пришлось бы заночевать где-нибудь около перевала и в конечном результате не побывать на высшей точке. Поэтому мы скоро решили, что в этот же день невозможно больше ничего сделать, и если желать успеха в восхождении на вершину в 1813,5 саженей, то надо искать путь прямо по леднику на «узловую» вершину и отнюдь не терять времени на прохождение скалистого гребня между Двуязычным и Джаловчатским ледниками. Двуязычный ледник, в южной своей ветви, был порядочно изрезан трещинами, и, конечно, требовалось бы много умения, чтобы пробраться среди них, но, вероятно, они не представили бы неодолимого препятствия.

По праву первых восхождений мы хотели дать имя безыменной вершине, на которой стояли, и поэтому я спросил Яни, как передать по-ингушски слово «надежда». Слово это для него было непонятно по-русски, пришлось объяснить фигурально, употреблять другие слова, и наконец он сообщил, что выражение «может случиться» можно передать по-ингушски словом «сунахет». Поэтому мы и назвали вершину, на которой стояли, Сунахет. На карте, как я сказал, она имеет отметку в 1687 сажень, т.е. 3599 м. Между тем, по моим барометрическим наблюдениям, высота этой точки только 3011 метров. Это — опять-таки громадная разница, причина которой, может быть, кроется в несовершенстве моего анероида.

 

На вершине Сунахет (3599 м)

На высшей точке мы сложили довольно высокую пирамиду, отдохнули, закусили и все время любовались видом. Особенно интересен был для меня вид на запад по своей новизне. Могучий и величественный Джаловчатский ледник был виден почти во всю длину. С западной стороны его украшает могучий массив горы Аксаут (так я называю вершину в 1832 с. между Аксаутским и Джаловчатским ледниками). Эта гигантская скалистая вершина поднимается на 1500 метров над окружающими ледниками, образует с полдюжины отдельных зубцов, из коих два самых северных чрезвычайно остры и отделены от главной массы горы длинными снеговыми камнестоками (кулуарами). За Аксаутом, к западу, тянутся длинной вереницей скалистые вершины, определить которые чрезвычайно трудно.

На прилагаемом чертеже я сделал попытку обозначить эти вершины, но далеко не убежден, что сделал это совсем правильно. Крайняя правая вершина на чертеже (см. рис. на стр. 34.) обозначена мною «Кара-кая». Такая вершина имеется на карте, но отметка для нее 824,7 сажени. Мне кажется, что здесь кроется ошибка и что следует читать 1824,7 сажени, ибо ниже лежащие точки имеют отметки 1246, 1389 с., а исток р. Каракая — 1097 с. Кроме того, вершина эта на карте отмечена треугольником, т.е. служит тригонометрическим пунктом, и вряд ли топографы стали бы геодезически определять такую низкую вершину как гору в 824 с.

 

Вид на Аксаут с Сунахета

1) Пункт 1625 с. 2) Пункт 1582 с. 3) Аксаут, 1832 с. А. А. Джаловчатский ледник. В. В. Край вершины Сунахет

Наконец, по местоположению своему в общей панораме она как раз стоит на том месте, где на карте помещена Каракал, и никакой другой столь высокой вершины в этом месте не имеется. Поэтому я склонен думать, что по описке гравера пропущена единица и следует читать 1824,7 с. Приложенный здесь чертеж сделан мною по плохой фотографии, снятой с седловины Двуязычного перевала, между Двуязычным и Джаловчатским ледниками.

На вершине Сунахет мы пробыли до 2 ч. дня и начали спуск тем же путем. Дойдя до перевала, мы однако не спустились вниз по леднику, а направились к скалам, отделяющим Двуязычный от «квадратного» ледника.

Пробираться через трещины нижнего ледопада Двуязычного ледника нам представлялось неблагоразумным, и потому я очень был рад, когда д-р Фишер и Иосси, которые шли впереди, не говоря ни слова, повернули от перевала налево и стали обходить снежник, направляясь к «квадратному» леднику. Правда, мы направлялись по совершенно неизвестному пути, где мы могли встретить непреодолимые препятствия, но во всяком случае путь этот лежит через скалистый гребень, где объективная опасность от природы была сведена к нулю, а с трудностями пути каждый горовосходитель должен уметь считаться.

Я уже упомянул выше, что на Марухской карте «квадратный» ледник представлен как часть Двуязычного ледника, между тем как он отделен от него и подпирается гранитной грядой и находится на более высоком уровне. Пройдя у подножья скалистого зубца к северу от Двуязычного перевала, мы стали подниматься по скалам и воспользовались ручейками стаивавшего снега, чтобы напиться воды. На верху гряды мы вышли на фирновый «квадратный» ледник, который имеет очень небольшой уклон в сторону Двуязычного ледника, но здесь мы очутились в котловине между тремя гладкими стенами гребней.

 

Вид на запад с Двуязычного ледника: 2) Аксаут, 1832 с.; 3) Седловина между Джаловчатским и Аксаутским ледниками; 4) Пункт 1540 с.; 5) Пункт 1751 с.; 6) Марух-баши 1780,3 с.; 8) Пункт 1749,8 м; 9)Каракая, 1824,7 с., А.А. - Джаловчатский ледник.

Спутники мои пошли на разведки, и казалось уже, что выхода мы не найдем; я дошел до северо-восточного края ледника, когда услыхал возглас, кажется, Яни, что пройти можно. Он оказался в самом углу ледника у подножья вершины в 1612 с. Склон горы здесь обращен на юг, и мы стали пробираться уже по скалам и подошли к седловине между вершиной в 1612 с. и другой не помеченной на карте горой, к югу от первой. Перевалив через узкую, короткую скалистую седловину, мы вышли на другой котловинный ледничок со скатом уже от нас, к востоку, по которому мы весело побежали вниз. За ним оказалось еще одно снеговое поле, и наконец мы вышли на осыпи и где-то внизу увидели кош; мы прошли мимо него, попали сперва на один ручей, но убедились, что он заведет нас не туда, куда следует, и потому загнули еще восточнее и у начала кустарниковой растительности вдруг напали на след тропы. Был уже восьмой час вечера, мы думали, что вот сейчас выйдем на нашу поляну, я даже послал Яни вперед готовить ужин. Несмотря на утомительный день, Яни поскакал вниз как серна, а мы лениво пошли по тропе, как вдруг она оборвалась. Стали искать продолжения ее, но поиски не увенчались успехом. Я примкнул к д-ру Фишеру, а Иосси скоро исчез из виду. Мы сперва сунулись прямо по берегу речки, но она оказалась сдавленной крутыми берегами, поросшими азалиями. Тогда мы вышли наверх на правый берег — тропинки все не было видно из-за густой осиновой заросли. Поискав выхода и не найдя его, мы решили идти напрямик, чтобы в лесу не потерять направления, тем более, что становилось темно. Поэтому мы смело врезались в чащу и силою стали прокладывать себе путь. Мы шли напролом и потому очень медленно. Склон становился все круче, чаща — все гуще, свету — все меньше, а все мы никак не можем выйти из этого заколдованного леса. На многократные наши крики мы, наконец, услыхали ответ. Долго еще возились мы в сырых кустах, все время давая о себе знать, пока, наконец, не сошлись с Нанну, который с фонарем вышел нас встречать. По тропинке мы пошли бодрее, но вернулись только к 9 ч. вечера. С какой радостью я увидел издали веселый костер, на котором Яни готовил нам ужин. Такие «заблуждения» неизбежны, когда впервые посещаешь горную область, где никто до вас не бывал.

Два пути, чтобы достичь верхней площадки Двуязычного ледника, оказались никуда не годными. Если желать еще совершить экскурсию на Двуязычный ледник, то надо было найти более скорый путь и поэтому на следующий день Иосси пошел выведать правый берег северного языка Двуязычного ледника. Д-р Фишер в этот день также пошел погулять по направлению к соседнему с востока леднику, который на карте неправильно назван Аманаузским. Я же занялся дневником и собрал растения прилегающей к нашему стану местности.

Так прошел день без дождя и при приятной летней температуре. Нанну был послан в Тебердинский аул за некоторой провизией с приказом договорить двух вьючных лошадей. Поручение это он исполнил хорошо, но, не желая оставлять наш лагерь без всякого присмотра, я решил на следующий день оставить Яни внизу, а нам самим сделать экскурсию. Решили попытать счастье на ту вершину, на которую накануне стремились, если погода будет хорошая, или пойти на соседний ледник, если погода будет пасмурная.

Первовосхождение на Джаловчат и Джесарский перевал

После неудачи, какую мы претерпели 24-го июля, нам естественно хотелось все-таки добиться своего и достичь той вершины, которая на карте отмечена как кульминационный пункт среди окружающих Алибекский ледник вершин, и, кроме того, меня особенно интересовало побывать на этой вышке, чтобы получить хотя бы издали некоторое представление о строении гор на главном водоразделе. Погода 25-го июля была хороша. Каждый из нас занялся своим делом. Я сделал несколько фотографических снимков и рисунков и обычные свои наблюдения. Д-р Фишер пошел на восток, на гребень, отделяющий Алибекский ледник от соседнего, который неправильно назван на Марухской карте Аманаузским, а Иосси пошел вверх по Алибекскому леднику в сторону Двуязычного ледника. Вечером мы легли спать пораньше, чтобы встать заблаговременно.

Проснулись мы в 2 ч. ночи и, понятно, первым делом откинули полу палатки, чтобы посмотреть, какая стояла погода. Холодная морозная ночь, яркий блеск звезд на темном небосклоне и недвижимость окружающей атмосферы давали надежду на хороший день. Пока мы заварили чай и приготовили котомки, прошло больше часа времени и только в 3ч. 20 м. мы тронулись в путь при свете фонаря.

Ходьба ночью по неустойчивой левобережной морене доставила нам мало удовольствия, и мы потратили больше часа времени до озерка у Двуязычного ледника. Здесь мы избрали новое направление. Вместо того чтобы идти по левому берегу северного языка Двуязычного ледника, мы пошли по правому его берегу, по сравнительно небольшой морене, затем подошли к подножью полированных скал и стали подниматься круто в высоту. В 5 ч. 50 м. мы вышли на лед в том, так сказать, углу, который образуется вышеуказанными полированными скалами, которые и разделяют конец Двуязычного ледника на две ветви. В общем путь был не трудный, и его следует рекомендовать для подъема на этот ледник. Далее мы держали путь по направлению к Двуязычному перевалу, но, не доходя до подножья последнего уступа и несколько ранее достижения того камня, на котором завтракали в прошлую свою экскурсию, повернули налево (на юг) и врезались в ледопад южной ветви ледника. Эта часть пути была не легка. Поднявшись по первому уступу на более пологую часть ледника, мы уже издали увидели большую трещину, преграждавшую нам доступ к подножью узловой вершины, на которую надо было непременно попасть. Мы пытались перейти ее в нескольких местах. Проходили по снеговой долине, по неустойчивому гребню из фирнового снега, думали в одном месте перебраться, спустившись предварительно в самую трещину, но все это оказалось бесполезным. Тогда взяли несколько полевее и пошли вдоль края трещины. Казалось, что перехода через нее не найдем и придется вернуться назад без надежды на успех. Но вот в одном месте выясняется соединение двух боков трещины. Мы подходим ближе и, действительно, видим снеговой мост, по которому с большими предосторожностями мы перебираемся на противоположный берег. Отсюда безо всяких затруднений подходим к подножью узловой вершины, но на гребне ее попадаем на полосу чистого льда, где нужно вырубить десятка два ступеней и, наконец, в 11 ч. утра мы стояли на «узловой» вершине. Отсюда гребень к Джаловчату тянется прямолинейно и первая его снеговая часть предстала нашим взорам во всей своей наготе. Страшно крутые склоны, градусов до 65°, сходятся в одну линию, образуя такую правильную гладкую стену, что не верилось в возможность прохода по такому резку. Все, конечно, зависело от того, из чего состоял самый гребень.

Вершина Джаловчат (3824 м)

Если покрышка снега была достаточно мягкая, чтобы выдержать тяжесть наших тел, то мы могли, конечно, пройти даже по склону; если же гребень или склоны состояли из чистого льда или были покрыты лишь тонким слоем снега, то пришлось бы вырубать ступени для каждого шага или в худшем случае — вследствие опасности образовать собственной тяжестью лавину — совсем отказаться от окончания восхождения. Счастье, однако, улыбнулось нам в этот день.

 

Верхушка «узловой» горы была покрыта снегом и сложена из красноватых сланцев. Окончив предварительный осмотр, мы вступили на снег, но исследуя его ледорубом, оказалось, что палка вся уходит в снег. Попали ли мы на мягкий слой снега или стояли над скрытой трещиной, я не берусь судить, только мы со всеми предосторожностями, один за другим, перешли это место, находящееся на южном склоне гребня, и поднялись к самому гребню. Ветер к этому времени очень усилился, и это являлось еще одним лишним элементом опасности. На самом гребне оказалось достаточно снега, чтобы подвигаться вперед без вырубания ступеней. Мы держались на два-три фута ниже самой верхушки гребня, крепко вбивая ледоруб в снег и двигаясь, конечно, чрезвычайно осторожно. За первым гребнем мы вышли на скалы. Гимнастические упражнения по этим скалам с пропастями в несколько тысяч футов со всех сторон принадлежат к самым живым моим воспоминаниям из этого восхождения. Ледоруб так мешал мне, что я его спрятал в одном углу, чтобы взять опять на обратном пути, но очень скоро пожалел об этом, ибо за этими скалами очутился опять снеговой гребень, более крутой, чем первый, но зато более короткий. Палка всегда является помощником в горах, а на узком снеговом гребне является прямо необходимостью, ибо приходится делать довольно большие шаги, перемещать тело с некоторым усилием; пропасть под ногами как-то невольно заставляет человека наклоняться в противоположную сторону, а сознание, что неверный шаг погубит три человеческие жизни, еще прибавляет волнения к этому и без того возбуждающему переходу. По этому гребню мы шли то на южной, то на северной стороне и, пробалансировав его почти как канатные акробаты, попали на вторую группу скал, непокрытую снегом часть гребня, затем на третий участок снегового гребня и, наконец, на скалистую вершину Джаловчата.

Ветер дул с неимоверной силой. Пробыв на самой высшей точке несколько минут, мы поспешили спуститься на южный склон, где под защитою от ветра хотели отдохнуть. Было 12 ч. 15 м., ровно час после выхода с узловой вершины.

С чувством гордости и удовлетворения сели мы на камни, чтобы любоваться панорамой гор. В ближайшем соседстве с нами, на юге, отделенные глубокой пропастью, стояли вершины главного водораздела; понижение за ними давало чувствовать присутствие глубокой долины (р. Чхалты), а за ней возвышалась еще небольшая отдельная группа гор (Шхапизга, 1419 с.), покрытая пятнами снега. Ослепительное солнце затрудняло рассматривание этих южных вершин. Тем не менее подавляющее место в панораме занимала усеченная пирамида, которая на Марухской карте не имеет названия, но имеет отметку 1812,8 саженей. Хребет, на котором стоит эта вершина, на этой карте назван Эрцог. На Клухорской карте это имя присвоено отдельной вершине, высшей точке целого участка главного хребта. Полагая, что это есть вполне правильный путь для присвоения названий, я позволил себе на приложенной карте оставить это имя – Эрцог - вершине в 1812,8 сажени.

На запад вид открывался такой же, как с вершины Сунахет, и хотя вид на Аксаут еще величественнее, но гора эта несколько заслоняет вид на дальние вершины. Зато поражает своим величием Джаловчатский ледник. Могучим потоком тянется фирновое и ледниковое ложе от вершины Джаловчата вплоть до глубокой долины верховья р. Аксаута, образуя красивую кривую линию сперва к востоку, а потом к западу. Насколько можно было видеть сверху, ледник довольно доступный, но самая нижняя часть его, за поворотом, была скрыта от взора. Посещение Джаловчатского ледника должно доставить альпинисту много удовольствия, и красота окружающих гор, конечно, будет привлекать со временем много путешественников. Вид на север и на восток представлял для нас меньше новизны и, кроме того, передний план — снеговой гребень от Джаловчата к узловой вершине и сама эта вершина — заслонял вид на более отдаленные вершины. Тем не менее видны все вершины вокруг Клухорского перевала и даже Эльбрус, но уже в такой дымке, что трудно отличить горы к югу и востоку от Эльбруса.

Мы пробыли на вершине Джаловчата около часу и в час дня выступили в обратный путь. Пройдя снеговой гребень и выйдя на скалы, я был очень рад взять опять в руки свой ледоруб; к этой «третьей ноге» так привыкаешь, что при отсутствии ее чувствуешь себя неловко. На путь до узловой вершины мы употребили 50 минут, т.е. только на 10 м. меньше чем при подъеме. На узловой вершине мы опять остановились, так как я хотел сделать наблюдение над гипсотермометром, которого не брал с собой на вершину Джаловчата. Произведя свои наблюдения, мы начали спуск, следуя все время по нашим старым следам. Был уже третий час дня, и с утра солнце уже во многих местах уничтожило следы; мы, однако, благополучно перешли большую подгорную трещину, но в ледопад одно время потеряли из виду наши следы. Спустившись на главную ветвь Двуязычного ледника, мы шли уже напрямик и, считая свою задачу исполненной, присели еще раз у прудика светлой ледниковой воды, накопившейся в углублении скалы на правом берегу северного языка Двуязычного ледника. Недолго, однако, пришлось нам отдыхать, ибо тишина высокогорной природы была вдруг нарушена страшным треском ледникового обвала, который образовался совсем вблизи от нас, настолько близко, что куски льда пролетели в нескольких шагах от того места, где мы сидели. Не желая ждать повторения обвала, мы поторопились собрать свои пожитки и почти бегом прошли путь обвала и уже скорым шагом стали спускаться по морене к Алибекскому озеру и далее к нашему лагерю, куда мы благополучно прибыли в 6 час. вечера.

На вершине Джаловчата (3824м)

Чудная прогулка этого дня оставит навсегда прекрасное впечатление, ибо мы, с одной стороны, преодолели трудности пути и, несмотря на все препятствия, все-таки достигли своей цели, а с другой стороны, выяснили топографию хребтов, сходящихся вблизи Джаловчата. Об одном я все-таки жалею — что у меня с собой не было никакого угломерного инструмента, который помог бы мне с точностью выяснить взаимное положение и высоту многих вершин и другие топографические данные.

Точно так же и высоту Джаловчата приходится определить по однократному отсчету барометра, так как даже гипсотермометр пришлось оставить на узловой вершине.

Погода в этот день была чудесная, но когда мы вернулись на Алибекский рудник, пошел мелкий дождь, который к вечеру прекратился, но ночью опять были осадки. Тем не менее утром 29 июля солнце встало на ясном небе. В этот день мы оставались в лагере и занялись разными работами. Мы не отказались от мысли посетить соседний ледник, текущий у подножья Белалакая, и перевал, который находится в его верховье, и потому в 3 ч. 30 м. ночи 28 июля выступили по знакомому пути, по морене Алибекского ледника. Не доходя до моренного озера, мы перешли через ледник и по крутой лощине с небольшим ручьем стали подниматься на хребет, отделяющий Алибекский ледник от ледника Белалакая (Аманаузский на Марухской карте). Направление нашего пути было достаточно ясно, надо было держаться все к востоку. Пройдя заросли пышных азалий, потом два снеговых пятна, мы вышли к скалистому выступу, который обошли, пробираясь по полке на отвесной скале. Выйдя на склон хребта, на левом берегу ледника Белалакая, мы хотели отдохнуть, но нигде вблизи не было воды, и потому мы прошли еще значительное расстояние вверх по течению ледника и у небольшого ручья остановились на дневку (8 ч. 10 м. — 9 ч.). С места стоянки нам хорошо был виден перевал, и путь к нему представлялся легким. По довольно ровному леднику мы подошли к фирновому уклону и, поднявшись по нему, вышли на перевал, который я назвал Джесарским, по тому леднику, который спускается с перевала на юг.

Перевал представляет из себя довольно широкую седловину глинистых сланцев, между двумя возвышенностями. Западная гора довольно круто поднимается кверху, а восточная — изображает гребень, возвышающийся сравнительно полого к первой вершине, а за ней есть еще две вершины, отделенные глубокой седловиной от Белалакая. От перевала на северную сторону спускается фирн. Совсем другую картину представляет южный склон. На несколько метров ниже воды и раздельной линии нет снега, отчасти вследствие расположения склона на южную сторону, отчасти вследствие крутизны его, и ледник начинается ниже. Чуден вид на долину Чхалты и на дальние горы к югу!

 

Подъем на Джесарский перевал по леднику Белалакая

Густая лесная растительность скрывает речку, но когда в прогалины леса она становится видимой, то сверкает подобно серебряной ленте на темно-зеленом бархате. Спуск по Джесарскому леднику, по-видимому, не представляет трудностей; точно так же, по-видимому, возможно восхождение на гребень к востоку (с.-в.-в.) от перевала, но зато западная вершина очень крута. К северу нам открылся вид на Семенов-баши и на хребет, отделяющий Алибекский ледник от ледника Белалакая. В верховьях обоих этих ледников на Марухской карте показано ледниковое покрытие хребта, их разделяющего, в месте его понижения. В действительности это не совсем так; хребет, правда, к югу от вершины в 1560 с. понижается, но далеко не очень сильно, и если отдельные участки фирна и покрывают даже водораздельную линию, то большая ее часть остается все-таки не покрытой снегом.

Мы пробыли больше часа на перевале, осматривали окрестности, завтракали и отдыхали. Потом начали спуск и около 3 ч. дня сделали еще один привал уже внизу, на пологом месте ледника. Здесь мы разделились: Фишер и Иосси пошли к подножью Белалакая, собираясь найти в морене поудобнее место для ночевки, а я с Яни направился к нашему лагерю.

Счастливое восхождение Фишера на Белалакая описано в отдельной статье, мне же остается сказать несколько слов об обратном пути. Мы шли почти тем же путем, только в одном месте на водоразделе не обогнули той скалы, по которой пробирались утром, а взяли более к югу и перелезли через скалистую впадину. Далее пересекли снеговые пятна и место, заросшее азалиями, и вышли, наконец, на правый берег Алибекского ледника у того же места, где поднимались, по крутой промоине ручья спустились к леднику, пересекли его и по левобережной морене вернулись в 7 ч. 10 мин. в наш алибекский лагерь.

Ледник, который начинается у Джесарского перевала и, протекая у подножья горы Белалакая, опускается в долину р. Алибек, носит на Марухской карте название Аманаузского.

 

Джессарский перевал (3155 м) с севера

Название это ошибочное и попало на карту по недоразумению. Мы уже упомянули, что главный исток р. Теберды носит название р. Аманауз от места впадения р. Гоначхир вверх до водораздела (на юге). Поэтому и верхнее ущелье носит это название, и, следовательно, ледник, питающий поток, должен иметь другое название. К сожалению, он у местных жителей, по-видимому, не имеет имени и потому впредь до нахождения более подходящего имени я обозначил его ледником Белалакая. И. Я. Мушкетов упоминает про него и называет, по-видимому, «восточным алибекским»; между тем это совершенно самостоятельный, с собственным бассейном, первоклассный ледник, резко отделенный от соседних ледников высокими кряжами; поток его, хотя и впадает в р. Алибек, но является лишь притоком (правым) его, а не главным истоком речки, и притом поток настолько короток, что не образует ущелья и впадает на правом берегу Алибека, где тебердинцы почти никогда не проходят за отсутствием тропы; поэтому, по-видимому, он даже не удостоился особого названия. От ледника же из долины виден один лишь конечный (сильно стаявший) язык, оголивший крутую скалу, по которой ручей промыл себе узкую вертикальную щель. Взобраться на ледник из долины Алибека, вероятно, чрезвычайно трудно.

День 29 мая был днем отдыха для меня. Около полудня я стал все чаще наблюдать за вершиной Белалакая. В 12 ч. 45 мин. Яни вдруг увидел наших друзей на вершине Белалакая. Я лично ужасно обрадовался их успеху и долго наблюдал за ними, как они двигались на вершине, потом стали складывать высокую пирамиду и потом скрылись на противоположном склоне, присев, вероятно, завтракать. Вершины они достигли настолько поздно, что я стал сомневаться, попадут ли они в тот же день в лагерь. Между тем провизии у них не было, и им пришлось бы поголодать. Обсуждая это положение с Яни, я очень обрадовался, когда он сам вызвался пойти им навстречу и, захватив провизии, двинулся легкой поступью по морене Алибека. Я остался в лагере совсем один, ибо с утра еще отпустил Нанну на охоту. Сильное впечатление производит горная природа на одинокого человека, и чувствуется вся громадность мирового создания. День был ясный, ледники блестели, даль покрыта легкой пеленой тумана, куда ни взглянешь — красота, и душа и тело отдыхают в такой обстановке. Я занимался своими наблюдениями и к вечеру стал обдумывать вопрос, как мне поужинать и потом как устроиться, чтобы охранить наш лагерь, если придется остаться одному на всю ночь. Но около 6 час. вдруг появляется всадник с двумя лошадьми. Это оказался молодой Ахья Семенов, которого Нанну договорил сопровождать нас в дальнейшее путешествие, так как тебердинца, привезшего наш багаж в алибекский лагерь, мы отпустили раньше. Ахья сейчас же показал свою расторопность тем, что расседлал коней, развел костер, приготовил баранину, и очень скоро мы сидели за ужином. К этому времени вернулся Нанну, ничего не убив. Я стал уже подумывать о ночевке, как вдруг увидел на морене мерцающий огонек фонаря. Велико было мое удивление, но огонек все приближался, и я скоро пожимал руки своих товарищей, поздравляя их с удачным первовосхождением, и повел их ужинать. Устали они, конечно, сильно, и быстро завалились спать.

Долина Домбай-Ульгена

Довольные результатом своих экскурсий из алибекского лагеря, мы на следующий день решили передвинуться в другое место. За несколько дней до этого Нанну ездил в аул и хотел через Алибек перебросить мост, чтобы нам можно было попасть в Аманаузское ущелье. Когда же пришли на поляну у слияния Алибека с Аманаузом, то выяснилось, что Нанну ничего не сделал, ибо для устройства моста надо было срубить деревья, а лес казенный, и без спросу он на это ее решился. Я не мог не похвалить его отношения к чужой собственности, хотя, может быть, в данном случае лень играла не последнюю роль в его действиях или, вернее сказать, бездействии, и поэтому мы стали спускаться вниз по Аманаузу, ища брода через него. Не доходя около 1,5 версты до впадения р. Хутый, мы стали переправляться на правый берег. Воды в реке было много, и переправа совершилась не без риска. Ничего не потеряв и ничего не подмочив, мы на правом берегу наскоро закусили и стали подниматься вверх по Аманаузу и потом свернули на восток в долину р. Домбай-Ульген. Долина эта густо заросла лесом, в немногих местах остаются поляны, где приютились летние коши, вид на главную цепь редко открывается вдоль лесных полян, и путник находится слишком близко от гор, чтобы иметь хороший вид. В одном, однако, месте открывается редкий по красоте вид на группу горы Домбай-Ульген. Когда совсем стемнело, мы подошли к цирку долины, откуда два пути могут вывести путника: на восток идет путь через Чучхурский перевал в долину Буульгена и на юг открывается ущелье Птыша.

Чучхурский перевал на карте не имеет ни отметки, ни названия. «Чучхур» по-карачаевски значит «водопад». На северном склоне в верховьях р. Теберды это единственный значительный водопад, и потому такое нарицательное обозначение не представляет неудобств. Чучхур представляет собой многоводный ручей, который скачет по крутому каменистому ложу, окаймленному густой зарослью. Высота его падения (на глаз) 100-125 метров, но как я сказал, вода спадает каскадом, а не сплошной пеленой по отвесной стене. Водопады на Кавказе редки, и потому всегда интересно отмечать их присутствие. В верховье Чучхура находится небольшой фирновый ледник, но настолько незначительный (сажен 50-60 длины на 30 ширины, на глаз), что вряд ли он один питает столь многоводный ручей как Чучхур.

Переночевав при слиянии Чучхура с Птышем, мы наутро двинулись налегке с одним Нанну в Птышское ущелье, приказав Яни и Ахье уложить палатку и ждать наших указаний, куда ее переместить.

Поднявшись по тропе по старой фронтальной морене в долину Птыша, мы увидели перед собой недлинное ущелье с травянистыми склонами, до которых спускаются несколько могучих ледников, увенчанных вверху прекраснейшими снеговыми и скалистыми вершинами.

Пройдя вверх более часу, мы вернулись опять несколько вспять и выбрали травянистую площадку на правом берегу Птыша, который в этом месте течет глубоко в долине и начинает прокладывать себе путь сквозь фронтальную морену. Площадка нашего птышского лагеря находится на высоте 2150 метров над у., м. как раз против большого ледника, спускающегося с группы горы Белалакая II (по карте), у подножья каменистой осыпи, поросшей травой на правом склоне долины и по которой сочится источник (вода плоха).

 

Домбай-Ульген и гора с севера (4040 м)

 Домбай-Ульгенский перевал, 3006 м, Птыш, 3465 м и Птышский перевал

 

Вид на Добмай-Ульген с правого берега ледника А. Правее Пункт 1505 с. и ледник

Нанну мы отправили назад с приказом переместить наш лагерь сюда, а сами пошли вверх, по правобережной морене главного юго-северного ледника. Ледник этот не назван на карте. По правилу присвоения имен его следовало бы назвать Птышским ледником по имени речки и ущелья. Но тогда и перевал в его верховье следует называть Птышским. Между тем на карте он получил название Домбай-Ульгенского перевала; оставляя за перевалом это название, я думаю, однако, что ледник во всяком случае лучше называть Птышским.

С морены мы перешли на фирн и придерживались все того же правого берега, довольно высоко над ледником и, хотя очень медленно, ибо пришлось вырубить во льду до 200 ступеней, без затруднения подошли к Домбайскому перевалу. По мере поднятия мы с большей ясностью обозревали окружающие горы, но все время центральной фигурой панорамы оставалась вершина Птыша. Она манила своей гордой макушкой, смелыми очертаниями, но доступ к вершине казался трудным. Домбайский перевал характерен тем, что седловина его делится двумя скалами на трое ворот. Мы сперва подошли к восточным воротам, но они завалены снегом, и обрыв на южной стороне очень высок и совершенно отвесен. У западных ворот мы нашли в скале расселину, через которую протискались и вышли на площадку в сажень длины и аршин ширины, образующую полку на скале, которая почти отвесно падает стеной сажен в 10 высоты до снежника. На этой полке мы основались для отдыха. По бокам - бесснежные крутые скалистые стены, внизу снежник и ледник, спускающийся в долину Чхалты, а на заднем плане часть Клычского хребта и горы по ту сторону р. Секена. Низы одеты роскошной растительностью, и верхи либо скалисты, либо покрыты снежной пеленой. Ландшафт нежный, полон южной неги, на обширном горизонте формы несколько

сливаются, сглаживаются и контраст угрюмого ущелья на северной стороне и прелестей ландшафта на южной стороне очень велик.

Пробыв около часу на перевале, мы поискали воды на северной стороне, чтобы напиться, и решили сделать попытку восхождения на Птыш. Попытка эта оказалась неудачной. Путь по леднику был труден и опасен. Пройдя ледник, мы вышли на скалы, где каждый шаг был не легок; чем ближе к вершине, тем все становилось труднее и, наконец, мы дошли до такого места, где ваш покорный слуга отказался идти дальше, боясь неловким движением сорваться и, может быть, погубить не только себя, но и спутников. Спутники же мои не согласились идти одни дальше и оставлять меня одного, и потому мы, не дойдя, может быть, метров 50 до вершины, повернули назад. Пройдя опасные места по леднику, мы повернули налево и стали спускаться к Птышскому леднику по хорошему фирну. Скатываясь вниз в удобных местах, мы очень быстро вышли на главный ледник, пересекли его и в 7 час. вечера были в лагере.

Ночью начался дождь и лил весь следующий день. Легко себе представить наше настроение, когда пришлось целый день лежать в палатке. На следующий день, 2 августа, с утра опять лил дождь, но после полудня прекратился, и потому мы решили забраться на какую-нибудь вышку, чтобы обозреть окрестности. Во время нашей экскурсии на Птыш мы были слишком заняты трудностями пути, чтобы смотреть по сторонам, и потому до этого времени еще не могли с точностью указать местоположение двуглавой вершины Домбай-Ульгена. Чтобы приблизиться к нему, мы пошли по склону правого берега, прямо от нашей палатки вверх и на восток. Достигнув скал, мы повернули к югу и, перейдя небольшую впадину, очутились на правом берегу безыменного ледника (на моей карте обозначен буквою А), который спускался от подножья Домбая в долину Птыша.

С нашей (северной) стороны Домбай представляется в виде усеченной пирамиды, у которой северо-восточная сторона более полога, а юго-западная — очень крута. Линия сечения довольно горизонтальна и на глаз трудно сказать, которая вершина выше. Северо-восточный гребень упирается в впадину, от которой тянется ледник к долине Птыша. Осмотревшись кругом, мы начали спуск на ледник (ледн. А). Путь был не из легких, но довольно интересный, так как у конца ледника обнажены шлифованные скалы, имелся маленький прудик воды и обвал ледника; по-видимому, ледник сильно отступает. (На приложенном рис. хорошо виден конечный язык ледника А, оттаявший от скалы, пониже его — обвал и внизу, налево, часть лужи, образовавшейся от таяния обвала). Скучнее был путь по мокрым зарослям азалий, по которым мы вышли на след, который и привел нас в лагерь.

День 3 августа мы посвятили попытке восхождения на Домбай-Ульген. Хотя эта попытка и не удалась, потому что скалы были обледенелы и представляли такую явную опасность, что при крутизне их нам нечего было и думать форсировать восхождение, я все-таки остановлюсь на этой экскурсии несколько поподробнее, ибо она дала нам возможность ближе ознакомиться с горой и осмотреть окружающие вершины. Вышли мы в 5 ч. утра вверх по долине Птыша. Дойдя до ледника А, поднялись по левому берегу его и пересекли его на правую морену. Обойти конец его было потому необходимо, что ледник кончается крутым обрывом и ручей его срывается водопадом в долину. Между нашим лагерем и этим ледником можно насчитать три ручья, которые круто падают каскадами в долину. По правобережной морене ледника А мы поднялись на самый ледник, на более пологий уклон. Здесь он образует более обширный цирк, разделенный грядою скал на две части. Длинными зигзагами, вырубая ступени, мы подошли к скалам и расположились в 8ч. 45 м. на отдых. Красные скалы оказались сланцами, сильно выветренными. Из талого снега мы набрали воды попить. Дальнейший путь наш был совершенно ясен. Надо было пройти по верхней части ледника к седловине у подножья северо-восточного гребня и вдоль него на вершину. Обращенный к нам склон этого гребня был очень крут, изрезан снеговыми кулуарами, а верх гребня был усеян множеством жандармов, так что путь должен был быть не легким и даже мог оказаться очень трудным. Я надеялся, однако, что, может быть, на противоположной стороне гребня склон окажется более легким. Пройдя ледник, мы через добрый час времени пришли на вышеупомянутую седловину. Здесь мы стояли на водоразделе и нам открылся вид на долину Буульгена. Спуск в нее был чрезвычайно крут; под самыми ногами мы видели морены Буульгенского ледника. Но больше всего огорчения принес нам вид на гребень Домбая. Восточная сторона его обрывалась вертикально гладкою стеною, верхушка гребня представляла нагромождение сланцев, а правая, от нас западная, стена (видимая на стр. 53), хотя не столь крутая, как восточная, не утешила нас легкостью своего рельефа.

Тронулись мы по центру гребня и с первых же шагов пришлось убедиться, что куски сланцев лежали свободно друг на друге и лишь ночной мороз сковал их вместе, к тому же они были покрыты тонким слоем льда от двухсуточной непогоды и потому представляли все невыгодные условия для восхождения. Первые десятки саженей мы карабкались по верхушке гребня, и это представляло довольно занимательное упражнение. Но подошедши к первой башне, пришлось обогнуть ее с запада, и на гребешок мы уже не возвращались. Тут Яни, который был с нами на этой экскурсии, заявил, что ему очень холодно и что он хочет вернуться назад. Мы его отвязали, а сами пошли дальше. Действительно, дул сильный и холодный ветер, а он был одет довольно легко. Позднее я мерил температуру воздуха, и она оказалась на ветру равной +3°С.

Не больше часу мы еще поднимались по скользким, ломким скалам, где каждую ухватку для руки и выступ для ноги надо было сперва испытать на крепость и устойчивость. Если прибавить к этому еще сильный ветер, обледенелость всех скал, то будет понятно, что мы передвигались очень медленно. Наконец, дошли до крутого ледяного кулуара, на противоположной стороне которого возвышалась отвесная стена. Мы отвязались от веревки, сперва Иосси, а потом Фишер, перешли через кулуар и стали искать пути, я же стоял у отвесной стенки, причем только одна рука и одна нога имели опоры, другая же нога и рука висели на воздухе. Долго мои товарищи искали пути, а в это время у меня над головой появилась фигура Яни, который стал увещевать меня убедить Фишера и Иосси, чтобы они не пытались пробраться там, ибо там очень опасно. В действительности там пройти или пролезть оказалось невозможно, и мы повернули назад. Не желая опять подниматься на гребень, мы стали траверсировать склон, но наткнулись на полосу, которая издали была похожа на снег, но в действительности оказалась чистым льдом. Фишер стал рубить ступени. Траверсирование ледяного кулуара, как известно, потому так опасно, что ни на чью помощь турист рассчитывать не может. Канат оказался слишком малым, мы привязали запасный канат, Иосси стоял на скалах и травил его, а Яни и я сидели более или менее удобно на холодном ветру и с нетерпением следили за работой Фишера. Добрых полчаса он рубил ступени и, когда достиг противоположного берега, то мы по очереди и очень скоро все перебрались, спустились еще немного по гребню и подыскали удобное место с подветренной стороны для завтрака. Было 2 ч. дня, и с 5 ч. утра мы были на ногах. Целый час мы отдыхали, любовались видами и закусывали и, хотя тяжело было покидать нашу гору, не став на ее гордую макушку, но против невозможного ничего не поделаешь, и мы во всяком случае сделали все, что было в силах человека, и не захотели только одного — это поставить жизнь на карту и, как безумные головорезы, рисковать всем до наступления несчастья. С места дневки мы спустились к седловине у подножья Домбайского гребня и прежним путем вернулись в лагерь к 7 ч. 45 м. вечера. Так кончился наш неудачный день. Не скажу, чтобы я пожалел этот день, ибо и с точки зрения изучения местности, и с чисто альпинистической точки зрения он доставил мне много наслаждения. Конечно, жаль, что труды наши не увенчались успехом, но это можно было предвидеть после двух суток дурной погоды, и мы сделали, что могли, пусть другие сделают лучше.

В день 4-го августа солнце встало на безоблачном небе. Мы уложили все наши пожитки на вьючных лошадей, и Фишер и я вышли немного раньше, так как на Чучхурском перевале хотели посетить одного художника, который, оказывается, жил там в палатке и за два дня до этого, когда мы были на Птыше, приходил к нам в лагерь и даже следил за нашим восхождением на Птыш в подзорную трубу Яни. Спустившись по тропе, мы взяли на восток и стали подниматься по склону. Не сразу мы нашли лагерь художника В. В. Эмме. Расположился он в чрезвычайно живописном пункте. Вид от его палатки на долины Домбай Ульгена и Алибека был удивительно хорош. Мы ясно различали Алибекский ледник, Джаловчат, Семенов-баши, Белалакая, Аксаут и др. горы. Вблизи находился кош, где мы попили айрану, потом подошли к моренному озеру вблизи Чучхурского ледника, где коровки мирно стояли в воде, и после крутого подъема стояли на седловине Чучхурского перевала (2100). Спуск отсюда в долину Буульгена очень крут. Жалко было глядеть на наших лошадей, как они мучались, еле находя достаточно опоры для ног. Пешком же мы прошли без затруднений и, спустившись немного вниз по долине, стали лагерем на полянке на левом берегу р. Буульгена.

От Буульгена до Учкулана

Составляя план путешествия, я предполагал быть в Кисловодске в первых числах августа, чтобы запастись деньгами, провизией и проч. и оттуда через Урусбиево пробраться в Сванетию. Поэтому мне, к крайнему моему и моих спутников сожалению, приходилось торопитъся, и в долине Буульгена мы только переночевали и прошли во всю ее длину, не побывав ни на одной вершине и не посетив главного ледника. Долина эта сравнительно легко доступна. С места нашего ночлега нам была видна лишь часть главного ледника, конечный язык и верхний бассейн. На Клухорской карте в верхней части ледника есть отметка, 1554 саж., которая меня очень интриговала, ибо я полагал, что это — самостоятельная вершина. Лишь на месте я убедился, что отметка эта относится к седловине в верхнем бассейне Буульгенского ледника и перевал этот ведет на южном склоне через ледник в долину Клыча. На хребте между долинами Буульгена и Гоначхира виднелись две впадины. Как Буульгенский перевал, так и эти седловины, вероятно, не особенно трудны.

Из буульгенского лагеря мы тронулись в 9 ч. 40 м. утра и в 11 ч. 15 м. были у моста через р. Буульген. На этом мосту одна из наших лошадей провалилась и попала в воду, но почти у берега, так что ничто из поклажи не промокло. Буульгенская долина летом довольно населена. Мы прошли мимо многих кошей, в главном коше в средине долины нас угостили простоквашей. Отсюда начинается вниз по течению реки роскошный лиственный лес. За буульгенским мостом тропа идет лесом (масса земляники) и через 25 м, пересекает мост на р. Гоначхире, за которым через 35 м выходит на 119 версту (от Баталпашинска) клухорской тропы. В озере Туманлы-гель я измерил температуру воды и, когда она оказалась равною 18° С, то Фишер решил выкупаться. Мы медленно пошли дальше. Прошли знакомые мне места, водопад Кичи Мурутчу (1 ч. 30 м.) и в 2 ч. 45 м. пришли на поляну стражника на Клухоре, которая находится немного выше клухорской казармы, и разбили здесь палатку. Я занялся хозяйственными делами, а Фишер пошел гулять.

Прекрасное это место – Клухор! Лишь отсутствие удобных путей сообщения служит препятствием для большей посещаемости этого места туристами. Если когда-нибудь осуществится проект железной дороги через Аманаузское ущелье, то Клухор станет любимейшим местопребыванием населения всего северного Кавказа. Обилие пастбищ, леса и воды, присутствие кислых источников в ущелье Джамагат (близ Тебердинского аула), чрезвычайная живописность местности в соединении с горным климатом суть такие благодатные естественные условия, что одно лишь отсутствие искусственного пути сообщения обрекает Клухор на безлюдность. Но даже при нынешних условиях я за три года со времени первого моего путешествия заметил большее оживление: и вокруг завода Утекова, и по аулам селятся дачники, отдыхающие в горной прохладе от степной жары. Постройка искусственных путей сообщения на Кавказе есть одно из главнейших условий для развития края, и надо пожелать, чтобы таковые осуществлялись в большем объеме, чем это происходило до сих пор.

 

Тебердинское озеро, ледник и Клухорский палец (1) Вид с запада.

С поляны стражника открывается особенно хороший вид на запад. Группа Буульгена, отчасти Домбай-ульгенский массив, Белалакая II и дальше к западу лежащие горы блещут белоснежной пеленой по темному рельефу скалистых вершин разных причудливых форм. Характерный шпиц (Буульгенский палец, хотелось бы мне назвать его) возвышается к северу от массива Буульгена. Острая как игла пирамида, с полированными боками, он стоит на страже горных духов, воплотившихся в серн (Буульген значит - «место, где убили горного козла»). В противоположную сторону взор упирается в ледник, возвышающийся над Клухорским перевалом (к северу от него), над которым гордо высится другая игла (Клухорский палец, назовем его), верхушка которой несколько притуплена. Ледник этот посещен одним только Россиковым с дорожным мастером клухорской казармы Мятлиным. Они нашли там моренное озеро, которое, однако, не всегда заполнено водою. Вышли мы в 8 ч. 30 м.; лошади пошли по разработанной тропе, которая делает с десяток зигзагов, а мы пошли напрямик вверх по долине и подошли к Тебердинскому озеру, где довольно долго болтались на его берегу.

Озеро имеет около 300 саж. длины при 200 саж. ширины и 50 аршин глубины. Температура воды была в этот день (6 августа около 11 ч. утра) 10,5° С. Вода красивого изумрудного цвета и зеркальная поверхность озера резко отражала окружающие горы. Растительности кругом нет, и самый перевал был занесен еще зимним снегом. Старая карачаевская тропа идет по левому берегу озера, инженерная же тропа проложена по правому берегу и огибает озеро с запада на восток и на юг. Она проходит под тем ледником, который спускается от Клухорского пальца, откуда постоянно происходят обвалы, портя тропу. Если когда-нибудь проложат здесь шоссейную колесную дорогу, то это место под ледником придется перекрыть галереей или же перенести дорогу на левый берег. На самом перевале, к западу от тропы еще в 1901 г. было озеро, которое, по сообщению дорожного мастера Мятлина, вытекло в 1902 г., притом вода стекла на северный склон, хотя по положению озера можно было думать, что оно лежит по ту сторону водораздела.

 

Тебердинское озеро, ледник и Клухорский перевал (1). Вид с запада

На самом перевале мы подождали своих лошадей и смотрели, как рабочие прокладывали траншею в снегу. В 1903 г. новый снег выпал уже 19 августа и буря застигла нескольких туристов, которые не могли двинуться дальше, хотя один из них, прождав пять дней, двинулся все-таки вперед с проводником Русского Горного Общества Н. Полторацким, который благополучно перевел его через перевал и довел до Сухума. Пересекши водораздел, тропа заворачивает на восток и спускается длинными зигзагами в долину Клыча (Клухорки). Отчасти по тропе, отчасти по осыпям мы спустились вниз и прошли долину Клухорки до места ее слияния с ручьем Нахаркой и здесь на поляне вблизи кошей дорожных рабочих, у подножья Нахарского перевала, разбили палатку в 2 ч. 30 м.

Долина Клухорки глубоко врезалась в главный хребет с юга на север, и поэтому водораздельная линия образует треугольник, в вершине которого находится Клухорский перевал. От Буульгенского перевала и от верховья ледника Хокел водораздел идет на север в меридиональном направлении к Клухорскому перевалу и затем спускается на юг к Нахарскому перевалу. Высота этого треугольника (или узкого параллелограмма) - около 15 верст.

Нахарский перевал находится на главном хребте, но еще в том месте, где хребет этот идет с севера на юг. Поэтому Нахарский перевал служит путем в широтном направлении и соединяет долину Клыча с долиною р. Махара.

По странной случайности перевал нанесен на карту с ошибочным правописанием Нахар вместо Махар, как это имя произносится местными жителями. Такие описки со временем будут исправляться, но до этого надо помнить, что Махар и Нахар - имя одного и того же перевала.

Во время стоянки у подножия Нахарского перевала я старался выяснить топографию гор в верховьях Чотчинского и Хокельского ледников. Насколько можно было судить, гора Хокель (1708 саж.) от нашего лагеря не была видна, а к востоку от нее возвышается другая вершина с отметкою на карте в 1677 саж., но не имеющая названия. Из расспросов наших проводников я составил себе убеждение, что видимый от нашего лагеря Нахарский перевал не есть еще высшая водораздельная линия и что будто за видимой воздушной линией возвышается настоящая седловина перевала. Это мнение оказалось ошибочным, и перевал виден из долины. Вышли мы из нашей стоянки в 8 ч. утра вверх по речке Нахарке, которая берет начало с ледников Клычского хребта, отделяющего долину Клыча от долины Секена.

Хребет этот с туристической точки зрения очень интересен, никем еще не посещен, имеет несколько больших ледников и много шпицов, из коих снеговые вершины, по-видимому, доступны, а скалистые, вероятно, очень трудны. В 8 ч. 30 м. мы пересекли речку Нахарку и начали подъем по склону Нахарского перевала, сперва по травянистым местам, потом по осыпям и скалам, и в 11 ч. 40 м. стояли на перевале. Путь для лошадей был труден, а восточный склон перевала оказался хотя и менее крутым, но более трудным для коней вследствие того, что приходится проходить по снегу.

Седловина перевала очень остра, и, сидя на ней, мы видели и западный, и восточный склоны. Вид красивее на запад. Клычский хребет, долина Клыча и Кодора в дальнем тумане, снеговые вершины правого берега Клухорки и долина этой речки превосходно видны с перевала и представляют прекраснейший ландшафт с массою зелени, красивыми ледниками и горами и несколькими водопадами, длинной лентой спадающими с снеговых полей в глубокую долину Клыча. На восток вид очень ограничен. Котловина у ног перевала (Бездриген по местному обозначению) отчасти заполнена снегом и делится небольшим скалистым ребром на две половины. Восточная половина примыкает к перевалу, а западная образуется главным хребтом, на котором находится Нахарский перевал, перпендикулярным хребтом, образующим левый берег долины реки, и вышеупомянутым ребром. На дне каждой из этих котловин находится озерко. Водораздел, как мы сказали, тянется от перевала на восток, образуя правый берег долины, по которой нам предстояло спускаться, и на этом хребте, судя по карте, должна находиться вершина горы Нахар. Действительно, высокую гору, покрытую снегом, мы увидели к востоку от нас, отделенную ледником и другим хребтом. Фишер и Иосси решили попытать счастья на этой горе. Уложив им провизии, мы сами через полчаса начали спуск.

Как я сказал, под перевалом лежал еще снег. По твердому снегу лошади шли, но, когда уклон стал очень крутым, пришлось выйти на ребро. Спуск вообще был очень труден для лошадей, и мы употребили на него 1 ч. 10 м. Озерко на дне котловины моренное и лежит у конца ледника, который спускается с главного хребта, с юга на север. По-видимому, он сильно отступил за последние годы.

Дальнейший путь не представляет большого интереса. За котловиной Бездригень долина суживается и понижается на одну ступень, скоро начинается древесная растительность, но удобной поляны не находилось. В 4 ч. дня только (3 и три четверти часа от перевала) мы стали лагерем на левом берегу речки, у самого склона горы, на хорошей полянке, где в коше жил старик учкуланец с семьей. Прямо против нас (на юге) возвышалась прекрасная гордая гора, которую местные жители называют Чыдаголу-мингень. (См. рис.). Это, оказывается, наиболее возвышенная точка этого хребта, и Фишер с Иосси ее также видели с вершины Нахара.

Проходя по долине, я в одном месте должен был убедиться, что тропа, помеченная на 5-тиверстной карте, нанесена неправильно (она показана все время по левому берегу потока, тогда как фактически переходит на правый). Поэтому я оставил в этом месте Нанну, чтобы указать Фишеру и Иосси тропу. Восхождение их было не из легких, и они были очень довольны, встретив знакомое лицо, за которым они и пришли к нам в лагерь уже после 8 ч. вечера.

На следующий день мы тронулись в путь в 8 ч. утра. В 10 ч. 15 м. были на поляне Махарея-тала при слиянии Махара с Гондараем. Здесь имеется пост ветеринарных стражников. Река Учкулан образуется из рр. Индрюкоя и Гондарая с правым притоком Ак Тюбе. В их верховьях имеются перевалы. От Махарея-тала до аула Учкулана долина очень живописна. Шел сенокос, везде работали, из боковых ущельев везли на зиму дрова, и после безлюдства окрестностей Алибека Учкуланская долина показалась мне очень оживленной. В третьем часу дня прошла гроза. Когда солнце прояснилось, мы вдалжи увидели аул.

Учкулан широко раскинулся по обоим берегам речки. Еще добрых два часа мы все шли и, наконец, в 5 ч. 10 м. прибыли в волостное правление. Здесь начались скучные разговоры о найме лошадей и проводников. Приходилось подумать о многом, ибо я ехал в Кисловодск, а Фишер и Иосси хотели пройти через перевал Бурунташ в Урусбиево.

К вечеру все было готово, но скажу сейчас же, что Фишер и Иосси остались все-таки без верховых лошадей и прошли весь путь пешком. Нанну и я с одним учкуланцем тронулись верхом на следующий день в 9 ч. 30 м. Расставаясь со спутниками, мы пожелали друг другу счастливого пути, и я надеялся встретить их опять в Урусбиеве. Судьбе было, однако, угодно распорядиться мною иначе, и из Кисловодска мне пришлось вернуться домой.

Путь на Кисловодск мы совершили в два дня, хотя расстояние довольно значительное и по моему счету равняется 115 верстам. Вниз по долине р. Кубани идет проезжая дорога. Спустя три часа от Учкулана мы сворачиваем на северо-восток в долину Худес. Здесь имеется дегтярный завод, где хозяйка нас знатно угостила форелями. Выехали в 3 ч. дня и, не доезжая верховья ущелья, сворачиваем на север и выезжаем на водораздел, в открытую степную местность нагорных пастбищ, которых не покидаем вплоть до Кисловодска. Погода испортилась, небо заволокло тучами, стал накрапывать дождь, а верховая езда на неудобном карачаевском седле давала себя чувствовать. Я надеялся, что мы еще в этот день будем ночевать если не на Бермамыте, то в сторожке стражника в нескольких верстах к югу от Бермамыта. Но этому не суждено было осуществиться, ибо мы были слишком далеки от Бермамыта (верстах в 25-30).

Поэтому стали искать коша, где можно было бы переночевать. Таковой нашли, и я провел довольно интересный вечер в татарском коше, наблюдая за их бытьем-житьем. На следующий день я поднял моих провожатых рано, но только в 7 ч. удалось тронуться в путь. Дождя не было, хотя небо было покрыто свинцовыми тучами, но на одно мгновение удалось полюбоваться чудным зрелищем Эльбруса, на который в этот день спутники мои при благоприятной погоде хотели совершить восхождение. Только в 12 ч. мы были в будке на Бермамыте. Дождь лил во всю, крыша картонного домика протекала, пришлось сидеть в бурке и терпеливо ждать самовара, ибо в этот день Бермамыт посетила экскурсия Кавказского Горного Общества на двух линейках, и экскурсантов надо было сперва накормить.

 

Верховье реки Алибека

Дорога от Бермамыта до Кисловодска показалась мне скучной и, конечно, была для меня очень утомительна. Дождь шел почти все время, дул холодный ветер, лошади еле волочили ноги, мой учкуланский провожатый пытался меня развлечь рассказами про двух знаменитых разбойников, оперирующих в этих местах, но интерес ко всему окружающему исчез, осталась одна жажда покоя, одна надежда на отдых, который был так заманчив, так страстно желался, что заслонял собою все другие желания, стушевывал всякие другие впечатления, но все не наступал. Вот стало темнеть, издали показался Кисловодск, а мы все ехали. Солнце зашло, в курзале зажглись электрические фонари, а мы все ехали. Минуты казались часами, до слободы было рукой подать, а мы все ехали и никак не могли доехать. Но всякое терпение награждается, и после 8 ч. вечера мы, наконец, въехали в Кисловодск, нашли свои номера, где я обыкновенно останавливаюсь, кое о чем я распорядился и завалился спать.

Несколько дней я все отдыхал от этой верховой поездки в 115 верст. Известия, полученные мною из дому, принуждали меня вернуться домой. Поэтому я снарядил Н.Полторацкого в Урусбиево, а сам стал ждать своих спутников. Через несколько дней они подъехали. На ст. Минеральные Воды мы разделились: Фишер и Яни поехали на Военно-Грузинскую дорогу, а Иосси и я — в Одессу, откуда Иосси вернулся в Гриндельвальд, а я в Москву.

Так преждевременно окончилось мое путешествие 1904 г. Много интересного мне пришлось повидать, но еще больше остается сделать. Сколько интересных долин и ущелий, гор и ледников мы не посетили или только видели издали! Широко поле для горного восходителя на Кавказе, и для всякого образованного исследователя работы там очень много. Открытия там сделать уж трудно, весь рельеф уж почти нанесен на одноверстную карту, и мы имеем уже много хороших описаний отдельных путей и местностей. В общих чертах все уже известно, но подробностей так много, что много времени пройдет, пока мы накопим запас подробных знаний.

Каждая поездка в горы оставляет во мне неизгладимые впечатления, и с любовью вспоминаешь о прогулках по горам, по карнизам снеговым, по хребтам скалистым, по ледникам и снежникам высокогорных областей. Близкое касательство к природе возвышает человека, очищает душу его от терзаний и вливает новый запас энергии для плодотворной работы.

Суммируя итоги своей поездки 1904 г., я должен сказать, что лишь благодаря присутствию моих двух компаньонов мне удалось совершить такое число первовосхождений, вместе с тем восхождения эти дали нам возможность ближе ознакомиться с орографией этой части Зап. Кавказа. Я редко видел такую привлекательную для туристов область, как верховья Теберды. Там имеются налицо все условия для привлечения любителя природы, и лишь двухдневный путь от станции железной дороги несколько утомителен, хотя скучен и однообразен лишь путь первого дня до Баталпашинска. Почти отовсюду на северном Кавказе надо два дня, чтобы от ж. д. добраться до гор. Лишь от Владикавказа можно доехать в один день, и такое благоприятное естественное положение Владикавказа создает ему особое положение среди других населенных пунктов Кавказа, но вместе с тем налагает на него и некоторые обязанности содействовать усилению туристического движения. Если в деле исследования Кавказа остается еще сделать очень многое, то в деле создания благоприятных условий для экскурсий туристов необходимо организовать все сначала и на этом поприще работы предстоит очень много.

Наступит время, когда и у нас в горах будут много путешествовать, и тогда одним из любимейших мест, конечно, будут верховья р. Теберды.

Высоты некоторых пунктов в верховьях р. Теберды

Для определения высоты места над уровнем моря со мною было три анероида, гипсотермометр Фюсса и барограф Ришара. Барографом я пользовался, однако, только в алибекском лагере, ибо во время пути он действовать не мог, а установка его на ночь отнимала бы слишком много времени. Все вычисления сделаны проф. Э. Е. Лейстом, за что приношу ему глубокую благодарность.

Все высоты обозначены в метрах:

Баталпашинск                         179

Тебердинский аул                   1155

Полянка при слиянии

Алибека с Аманаузом             1596

Алибекский лагерь                 1932

Джаловчат                               3824

Узловая вершина                    3644

Джесарский перевал              3155

Птышский лагерь                    2150

Чучхурский перевал               2700

Буульгенский лагерь               1992

Нахарский лагерь                    1974

Клычский лагерь                    2047

Учкулан                                   1495

Приложенная к настоящей статье карта (цветная) составлена по вышеупомянутым двум картам (Марухской и Клухорской) в масштабе две версты в дюйме. Мною сделаны лишь небольшие дополнения и проставлены некоторые названия. Высоты на этой карте помечены в метрах.

Карта Главного Кавказского Хребта  между Марчхским и Нахарским перевалами

 

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

http://geolmarshrut.ru/antologiya/?ELEMENT_ID=3860

http://geolmarshrut.ru/antologiya/?ELEMENT_ID=3859