История рода Фон Мекк

очень интересный документ опубликован здесь: http://valentinserov.ru/perepiska10/

СЕРОВ И ДРУГИЕ — В МОСКОВСКУЮ ДУМУ

<27 января 1910 г. Москва>

В Московскую городскую думу совета Московской городской художественной галереи П. и С. М. Третьяковых

Объяснение

На основании постановления Московской городской думы от 17 ноября 1909 г., сообщенного совету отношением управы от 27 ноября 1909 г., за № 48530, совет имеет честь представить Думе нижеследующие объяснения по содержанию заявлений гг. гласных Ф. М. Васильева ¹ и И. С. Кузнецова ².

I

Гласный Ф. М. Васильев свидетельствует городской Думе: “Будучи постоянным посетителем художественной галереи П. и С. М. Третьяковых в течение около 25 лет, до текущего года я не замечал никогда никаких перемен в состоянии находящихся там картин; в прошедшем году я был в галерее Третьяковых весною; в течение осени и зимы прошедшего года мне неоднократно приходилось слышать от знакомых посетителей Третьяковской галереи, что многие картины из коллекции покойного П. М. Третьякова изменились, потускнев в красках, потрескались, на некоторых краски облупились и подправлены, что картины моются и после мытья многие из них покрыты стеклами; не верилось — пока в прошедшем марте месяце не довелось убедиться воочию, что все слышанное мною ранее справедливо ³.

Совет Третьяковской галереи утверждает, что не только в течение указанного Ф. М. Васильевым последнего 1908—1909 года, но и в течение всех 10 лет со смерти П. М. Третьякова ни одна картина не пострадала от промывки и не видоизменилась от каких-либо внешних механических причин.

Это положение, ввиду его важности, совет считает не лишним подтвердить свидетельствами таких авторитетных лиц, как профессор В. М. Васнецов, профессор В. Д. Поленов, академик А. Е. Архипов, А. В. Иванов, Н. А. Касаткин, художник Н. А. Андреев, В. В. Переплетчиков, известный коллекционер С. И Щукин и директор императорского Эрмитажа в С.-Петербурге граф Д. И. Толстой. Все означенные лица, по приглашению попечителя галереи, тщательно осмотрели художественные коллекции галереи и дали нижеследующие отзывы:

“1909 г. апреля 20 дня, мы, нижеподписавшиеся, прибыв в Московскую городскую художественную галерею братьев П. и С. М. Третьяковых, по приглашению попечителя оной И. С. Остроухова, производили подробный осмотр всех находящихся а оной картин в отношении их хранения и настоящим протоколом удостоверяем:

1. Все без исключения картины находятся в превосходном состоянии и хранятся наилучшим образом. Относительно тех из них, которые поступили в галерею с некоторыми трещинами или на которых таковые образовались в первое же время по их поступлении в галерею от различных причин, не зависящих от хранения, что многим из нас достоверно известно, приняты все меры, какие известны, к предотвращению их дальнейшего изменения: застекление и проч<ее>.

2. Промывка картин, безусловно, необходимая в галереях, производилась, как видно, самым тщательным и совершенным образом, так, что ни одна из промытых картин ни в каком случае не может считаться от этого пострадавшей. Указания одного из служителей, делавшиеся нам по этому поводу, следует признать, по их нелепости, продуктом болезненной фантазии.

3. Картины, имеющие трещины, промывке не подвергались, и в таковой не предстояло надобности, ибо большая часть таковых картин для их сохранения от пыли и испарений защищена стеклами.

В. М. Васнецов, А. Архипов, А. В. Иванов, Ар. Геннерт, Н. Касаткин, С. Щукин, В. Переплетчиков, Н. Андреев, В. Поленов”.

“Осмотрев Московскую художественную галерею П. и С. М. Третьяковых, по приглашению попечителя оной И. С. Остроухова, считаю долгом засвидетельствовать, что все картины, указанные в предъявленном мне заявлении г. гласного Московской городской думы Ф. М. Васильева от 20 апреля 1909 года, я нашел в том же виде и состоянии, в каком видел и знал их в продолжении десяти последних или более лет; могу по совести заявить также, что состояние всех картин галереи вообще свидетельствует о большой тщательности и примерном их хранении.

Директор императорского Эрмитажа и исправляющий должность товарища управляющего Русским музеем императора Александра III, в С.-Петербурге, граф Дмитрий Иванович Толстой.

12 декабря 1909 г. Москва, Третьяковская галерея”.

Что касается до указания гласного Васильева на порчу отдельных картин, отмеченных в его заявлении, то совет галереи счел необходимым привлечь к выяснению этого вопроса или самих, ныне здравствующих авторов означенных картин, если это было возможно, или таких авторитетных лиц, которые, будучи вообще близко знакомы с коллекциями галереи, давно знают упоминаемые в заявлении будто бы испорченные вещи художников умерших.

Так, о картине Малявина “Вихрь” гласный Васильев говорит: “Картина новая — в нижней части картины местами краска отпала и грубо подправлена”.

Это неверно. Сам автор, специально по приглашению попечителя приезжавший в Москву для осмотра своей вещи, дает следующее заключение:

“Ознакомившись с заявлением г. гласного Московской думы Ф. М. Васильева от 20 апреля 1909 г. и осмотрев в галерее картину мою “Вихрь”, сим свидетельствую, что нигде на ней красок не отпадало и картина моя ни в одном месте не была никем подправлена.

Академик Ф. Малявин

5 декабря 1909 г.”

О портретах Репина гласный Васильев заявляет: “Портрет Мусоргского заметно смыт весь (особенно красный отворот халата), и его же портрет Пирогова заметно смыт”.

Вот свидетельство профессора Репина:

“Заявление гласного Московской городской думы Ф. М. Васильева о непорядках и порче картин в Московской художественной галерее бр<атьев> Третьяковых проникло в печать. Прочитав о порче своих работ, портретов Мусоргского и Пирогова, я очень обеспокоился... Утром 10 декабря приехав в Москву, я прежде всего захотел увидеть испорченные картины, но, к великому удовольствию, нашел их в полной сохранности. Сначала я был страшно возмущен клеветою на консерваторов этого музея, но, прочитав заявление г. Васильева в оригинале, я пришел к убеждению, что оно есть плод человека <...> мало сведущего в этом деле. Илья Репин”.

Об этюде Сурикова гласный Васильев говорит: “Очень сильно потрескался, и краска отстала”.

Академик Суриков по осмотре своего этюда свидетельствует:

“Удостоверяю, что мой академический этюд (пишущий мальчик) был попорчен еще до поступления его в Третьяковскую галерею, и таким он был получен П. М. Третьяковым от меня и в таком виде находится и в настоящее время.

Этот этюд был у меня свернут очень долгое время в трубку живописью внутрь и, когда он был развернут, то дал трещины, которые не исчезли и после моего реставрирования, произведенного мною по желанию П. М. Третьякова.

Помещение его за стеклом, по моему мнению, будет способствовать его сохранению на будущее время. 23 апреля 1909 г.— В. Суриков” <...>

II

Обращаясь затем к заявлению гласного И. С. Кузнецова, Совет имеет представить городской Думе следующие разъяснения:

Гласный И. С. Кузнецов пишет: “Этюд с лошадками Никифорова, Бялыницкий-Бируля, Виноградов, эти картины не могут быть никоим образом сочтены отражающими поступательное движение русского искусства. Указанные художники давали произведения более яркие, но совет, к сожалению, своевременно не приобретал их”.

Совет, однако, с этим мнением согласиться не может и считает, что именно приобретенные им произведения указанных художников являются характерными для развития художественного творчества помянутых авторов.

“Советом приобретена картина Малявина “Вихрь” за 15.000 руб., между тем другая его картина “Смех”, более художественная, более характерная и более ярко выражающая характер дарования художника и ранее появившаяся в свет, упущена советом”.

Не входя в сравнительный разбор достоинств “Смеха” и “Вихря”, совет считает нужным указать, что совет был организован в июне 1899 года, и действия его прежде всего были направлены на выяснение и оплату “долгов” по покупкам, сделанным Павлом Михайловичем и им еще не оплаченным; <...> вследствие чего совет не мог располагать свободно всей суммой, ассигнованной на 1899 г. Картина Малявина “Смех”, стоившая очень больших денег, была отправлена в Париж на Всемирную выставку в июне 1899 г. и была приобретена итальянским правительством. В Москве же это произведение Малявина никогда не выставлялось, и утверждение гласного Кузнецова не верно <...>

“Художника К. Коровина — лучшие его произведения — картины Севера — опять-таки отсутствуют, в галерее есть его картины — картины “Зимка” и “Парижский бульвар”, но по этим картинам едва ли можно судить о яркости таланта художника”.

И с этим мнением г. Кузнецова совет также не может согласиться. Совет полагает, что приобретенные им “Зимка” и “Парижский бульвар” одни из талантливейших и ярких произведений даровитого художника. Что же касается упрека о неприобретении советом картин Севера, то и в этом случае г. гласный Кузнецов осведомлен недостаточно. Картины Севера были заказаны г. Коровину министерством финансов и правлением Ярославско-Архангельской железной дороги, где и находятся в настоящее время. Помимо заказчиков, эти вещи, разумеется, не могли быть приобретены никем.

Вот свидетельство самого художника “В совет Третьяковской галереи. Сим свидетельствую, что мои картины Севера написаны мною: первая серия по заказу правления Московско-Ярославско-Архангельской ж<елезной> д<ороги>, а вторая — по заказу министерства финансов, и ни одна из этих картин никоим образом не могла быть приобретена советом галереи. Академик Константин Коровин. Москва, 1909, 20 ноября”.

Далее гласный И. С. Кузнецов делает совету упрек в том, что “совет заведомо не покупает картины на выставке Московского товарищества художников, а после выставки картины художников Московского товарищества приобретает из вторых рук, и совет за эти произведения переплачивает десятки тысяч рублей. Например, картина Врубеля “Пан” с выставки была приобретена Жуковским за 250 р., совет купил эту картину для галереи за 5 000 р.; другая же картина “Демон” с выставки приобретена г. фон Мекк за 3 000 р., совет приобрел ее для галереи за 8 000 р.”

Оставляя на совести г. гласного Кузнецова употребленное им в приведенной цитате слово “заведомо” и выражение “переплачивает десятки тысяч” (чего, в действительности, никогда не было), по существу совет имеет честь представить городской Думе следующие объяснения.

Прежде всего, совет ставит себе в заслугу, что Врубель представлен в галерее и представлен превосходно.

“Пан” Врубеля появился на выставке опять-таки, когда совет был только что сформирован и находился в условиях, объясненных выше (по поводу неприобретения малявинского “Смеха”), и был приобретен г. Жуковским, как то известно совету, за цену, в несколько раз превышающую указанную г. Кузнецовым. Совет, получивши всю возможность действовать, в течение ряда лет обращался к собственнику картины с просьбой переуступить это произведение галерее, в чем, наконец, к счастью, и успел. Пришлось приобрести эту картину не признанного раньше художника уже в то время, когда он, сломленный тяжелым недугом, прекратил окончательно свою художественную деятельность. Это и повело, вместе с наступившим, увы, поздним признанием выдающегося таланта художника, к повышению цены на его произведение, и побудило совет не останавливаться перед ценою, все возраставшею, лишь бы иметь это создание Врубеля в галерее.

Что касается покупки (картины) “Демона”, то вот при каких обстоятельствах она была совершена. Прежде всего, следует заметить, что г. фон Мекк уступил эту картину галерее за цену, в какую она обошлась ему самому. Но совет, действительно, в свое время мог приобрести “Демона” и за 3 000 р.

Не приобрел же он картины тогда только потому, что невозможно было подозревать, что это будет последняя работа художника. Врубель был молод, в расцвете сил и таланта, и от него ждали в будущем произведений еще более замечательных. А главное, как ни интересен “Демон”, но в нем был один недостаток: почти вся картина была написана художником “бронзовыми красками”, легко и быстро меняющими свой цвет. Исключительно это обстоятельство и явилось главным препятствием для своевременной покупки картины советом. Совет уже входил в переговоры с художником о написании “Демона” нормальными красками на новом холсте для галереи, как случилась катастрофа. Художник прекратил навсегда свою деятельность. Пришлось приобрести драгоценные остатки, невзирая на то что изменение красок уже совершилось.

“Картины Борисова-Мусатова приобретены советом на посмертной выставке и по цене значительно высшей, чем они продавались на выставке Московского товарищества художников, лучшие же его произведения, выставлявшиеся на выставке Товарищества, были упущены советом и в галерею не попали”.

Совет категорически утверждает, что Борисов-Мусатов представлен в галерее очень полно и своими лучшими произведениями. Можно пожалеть, что в нашем собрании нет лишь одной вещи Борисова-Мусатова “Водоем”, приобретенной одним частным коллекционером, который имел исключительный случай видеть эту вещь в мастерской до выставки первым. Произведения Борисова-Мусатова, действительно, были куплены для галереи по цене несколько высшей, чем они продавались на выставке Товарищества московских художников. “Призраки” и “Изумрудное ожерелье”появились на выставках Товарищества московских художников за время с половины 1903 по апрель 1905 г. Если винить совет Третьяковской галереи за несвоевременную и более дорогую покупку этих картин, то совет нынешнего состава не может принять на себя этот упрек потому, что в вышеуказанные годы в совете Третьяковской галереи большинство составляли другие лица, этих картин своевременно не оценившие и не приобретшие.

Смерть художника, неожиданная и ранняя (летом 1905 года), заставила совет настоящего состава купить указанные вещи, чтобы хоть поздно, хотя по высшей цене, но представить в галерее такого выдающегося мастера, каким был безвременно умерший В. Э. Борисов-Мусатов.

“Вещи Поленовой и Якунчиковой тоже приобретены с посмертной выставки, а не с выставки Московского товарищества художников”.

Совершенно естественно в первом случае, потому что Е. Д. Поленова скончалась в 1898 году при жизни П. М. Третьякова, т. е. до образования совета. Картина же М. В. Якунчиковой приобретена при ее жизни в 1901 году от нее лично, а не с посмертной выставки (см. протокол заседаний совета от 11 ноября 1901 года).

“Совет настойчиво проводит картины художников, помещающих свои произведения на выставках “Союза русских художников”. Можно сказать, протежирует “Союзу”, а именно: стоит поставить художнику с выставки Товарищества на выставку “Союза” — и Третьяковская галерея сплошь и рядом отмечает такое событие, покупая у художника Товарищества его произведения, например, Голубкиной “Мрамор”.

П. М. Третьякова и в печати, и в обращенных к нему словесных и письменных заявлениях слишком часто обвиняли в его “пристрастии” к “передвижникам” в свое время. Что же было делать? В 70—80 годах передвижники объединили в своем Товариществе едва ли не все выдающиеся таланты России. Теперь роль передвижников почетно и славно сыграна, почти все молодые и лучшие художественные силы русские объединились в “Союзе русских художников”. И совету приходится слышать тот же упрек. Но чтобы видеть, насколько он справедлив, совет позволяет себе привести следующие цифровые данные.

За 10 истекших лет советом приобретено: вещей 
От частных лиц приобретено и принесено в дар 76 
С выставки “Мира искусства” 24 
с передвижной выставки 21 
от авторов 15 
с выставки “Союза” 12 
—”— посмертных выставок 11
—”— выставки “Тридцати шести” 5
—”— Нового Общества художников 5
С парижских выставок 3
С весенней выставки 3
“Салона” 2
С выставки акварелей и пастелей 2
С. П. Б. акварелистов 1
С периодической выставки 1
Современного искусства 1

Пример же, приведенный г. Кузнецовым в подтверждение его положения о “Мраморе” Голубкиной, совершенно не соответствует истине: “Мрамор” Голубкиной приобретен не на выставке “Союза”, а вне всяких выставок, непосредственно у нее самой.

Заканчивая настоящее объяснение, совет считает нужным исправить фактическую неточность в заявлении гласного Кузнецова относительно цифры, которой располагает галерея для приобретения новых художественных произведений. “На покупку произведений художников,— пишет г. Кузнецов,— город отпускает ежегодно 27 500 р., из которых 5 000 р. П. М. Третьякова, а остальные 22 500 руб. выбираются обложением из средств жителей г. Москвы”. В действительности совет может тратить на указанную цель не 27 500 руб., а около 21 300 р., из коих 6 300 р. получается процентов на оставленный Сергеем Михайловичем Третьяковым капитал, 5 000 руб. ассигнованы Думой в память Сергея Михайловича и 10 000 р. ассигнованы в память Павла Михайловича Третьякова. Таким образом, из городских средств тратится всего 15 000 р., а не 22 500 р. Но братья Третьяковы оставили городу, кроме того, большие капиталы на ремонт галереи, так что город избавлен ими от необходимости тратить значительные средства на поддержание зданий галереи, и вследствие этого ассигнование на приобретение художественных произведений является по существу возмещением неизбежного расхода на ремонт, так что говорить о расходовании народных денег, получаемых путем обложения жителей г. Москвы, не приходится ⁴.

Попечитель галереи и председатель совета И. Остроухов

Члены совета: А. Боткина, В. Серов, А. Карзинкин, С. Третьяков ⁵

Москва, 27 января 1910 г.

ЦГАЛИ. Публикуется по тексту рабочего документа Московской думы. 
___________

¹ Федор Михайлович Васильев (?—1912) — московский купец, занимавшийся продажей бакалейных и кондитерских товаров; член-соревнователь Московского общества преподавателей графических искусств.

² Иван Сергеевич Кузнецов — архитектор.

³ Обвинения в адрес совета галереи Ф. М. Васильев выдвинул на том же заседании Думы от 14 апреля 1909 г., на котором был зачитан ответ совета на заявления Тюляева и Щапова.

⁴ После прений по объяснению совета галереи Дума решила 18 мая 1910 г. учредить комиссию для обследования галереи. В конце 1910 г. думская комиссия по обследованию Третьяковской галереи приступила к работе.

⁵ Сергей Николаевич Третьяков (1882—1942) — директор Костромской мануфактуры, внук С. М. Третьякова, одного из основателей Третьяковской галереи; член совета галереи с 1909 по 1913 г. С. Н. Третьяков был председателем экономического совета при Временном правительстве. Эмигрант. Умер в концлагере под Берлином.